Калеб Крисп - Остановите Айви Покет!

Судя по тому, как старик наморщил нос, мои слова заставили его глубоко задуматься.

— Пожалуй, в этом что-то есть.

— Ну вот! Я знала, что вы умнее, чем кажетесь! — Я вскочила. — Я зайду к вам на будущей неделе вместе с сотрудниками нашего бюро, чтобы снять мерку, принять плату, и всё такое. — Я похлопала его по руке в той манере, в какой деловые люди окончательно закрепляют уговор. — Когда придут Снэгсби, лучше, если вы будете лежать в постели. Стонать и кряхтеть. Ронять слюни. Если сможете намочить постель — вообще восхитительно. Когда человек настолько близок к смерти, бюро «Экономичные похороны от Снэгсби» делает дополнительную скидку пять процентов.

— Но я совершенно…

— Не забывайте о котиках, дорогуша, — мудро напоминала я. — Чем больше вы сэкономите, тем больше оставите на их содержание.

Милый старикашка покорно кивнул:

— Вы правы.

Потустороннее сияние герцогини Тринити заполнило кэб изнутри тревожным голубоватым светом, дрожащим будто под водой.

— Ты прекрасно справилась, дитя, — сказала она, паря над сиденьем напротив, пока экипаж вёз нас обратно в Паддингтон. — Я у тебя в долгу.

— Да-да, я сама не своя до добрых дел. А теперь расскажите мне, что делают с Ребеккой во Дворце Проспы.

— Тайны Вселенной недоступны моему взору, дитя. Я могу лишь уловить еле слышный шёпот, обрывок знаний, принесённый ветром. Одно мне известно точно: в тот миг, когда бедная девочка надела ожерелье, её судьба решилась окончательно и участь её с тех пор неразрывно связана с тем, иным миром.

— А как там очутился мистер Блэкхорн?

— Возможно, ошибся дорогой.

Я скрестила руки на груди:

— Вам что, совсем-совсем не стыдно за то, что из-за вас случилось с Ребеккой? Если так, нашему уговору конец.

— Я сгораю от стыда, дитя! — разрыдалась герцогиня. — Я знала лишь, что камень может убить, но не подозревала о скрытых в нём иных силах.

— И вы думаете, это вас оправдывает? — вспылила я. — Из-за вас Ребекка не встретилась со своей мамой, а ведь она только об этом и мечтала. — Гнев перегорел в моей душе, уступив место печали. — Герцогиня, пожалуйста, помогите мне. Как мне вернуть Ребекку домой?

Привидение вздохнуло, и вздох его прозвучал низко и грозно, как львиный рык:

— Я не знаю, как помочь ей, дитя, и очень сожалею об этом. Но если тебя интересуют тайны, я могу тебе кое-что подсказать, если хочешь.

Я величественно кивнула:

— Продолжайте.

— Ты ведь обратила внимание, что каждое воскресенье твои родители уезжают из дома, а тебя с собой не берут?

— Тут нет никакой тайны. Они ездят в Бейсуотер, к сестре Эзры.

Герцогиня внезапно очутилась близко-близко ко мне, её призрачное лицо замерцало перед самым моим носом.

— Проследи за ними, — прошелестела она.

С этими словами покойница просочилась сквозь крышу кэба и была такова.

Они не стали брать кэб, как никогда не брали его по воскресеньям, и пешком направились на вокзал. Там они купили билеты и сели в поезд. Но ехали они вовсе не в Бейсуотер. Я села в тот же поезд, в вагон третьего класса, следующий за тем, где ехали Снэгсби. Мы покинули Лондон и направились на юг, в сторону Сассекса.

Они сошли в городке под названием Арундел. Пешком пересекли весь городишко, не останавливаясь. Прошли по короткому каменному мосту. И двинулись дальше по единственной дороге, ведущей из города. Я была великолепна. Не девочка, а тень, еле заметно скользящая за ними. Когда Эзра останавливался вытереть вспотевший лоб, я пряталась за деревьями. Когда мамаша Снэгсби хоть чуть-чуть поворачивала голову, я бросалась в высокую траву и замирала. И всё время оставалась восхитительно незаметной!

Каждый раз, когда у дороги показывался деревенский дом, я ожидала, что туда-то и направятся Снэгсби. Но всякий раз ошибалась. Они поднялись на невысокий холм, заросший травой и полевыми цветами. Из-за холма виднелся шпиль церкви. Мамаша Снэгсби и Эзра принялись собирать большой букет, один на двоих. Потом, ссутулившись, старики вошли в ворота церкви.

Рядом был дом священника, окружённый низкой каменной оградой, и я легко перемахнула её. Перебежала довольно-таки запущенный дворик. Залезла на следующий забор и оказалась всего в десяти шагах от Снэгсби. Мы были на кладбище. Я пряталась за углом усыпальницы, украшенной мраморными изваяниями ангелов. Снэгсби стояли перед маленьким белым надгробием. Надпись мне было издалека не разобрать.

У могилы стояла каменная ваза с увядшими цветами. Эзра выбросил их. Принёс воды из колонки неподалёку. И поставил в вазу свежие цветы, которые они набрали на холме. Мамаша Снэгсби достала из сумки тряпку и бутылку с какой-то жидкостью и принялась протирать надгробие.

Не знаю, сколько времени так прошло. Покончив с работой, старики присели по сторонам могилы. Они не обменялись ни словом. Плечи мамаши Снэгсби вдруг задрожали. Чуть заметно. Может быть, она плакала. Когда она успокоилась, Эзра поцеловал свои пальцы и приложил руку к надгробию. Мамаша Снэгсби этого делать не стала. Она наклонилась и прижалась к могильной плите щекой. И надолго замерла так.

Потом они собрали свои вещи и пошли обратно. Когда они уже почти спустились к подножию холма, я подошла к той самой могиле. Надгробие сияло в лучах солнца как новенькое, но цифры на нём открывали правду: плиту установили тридцать лет назад. И когда я прочла, кто похоронен под этой плитой, сердце моё пустилось в галоп. То, что поведала надпись, меняло всё.

Я наткнулась на него, когда пыталась незаметно улизнуть из дома ночью.

— Эзра?

Когда я вернулась из Сассекса, Снэгсби ещё не было дома — они отправились заказывать ручки и прочие детали для гробов и предупредили миссис Диккенс, что будут только к вечеру. А вечером я не стала говорить им о том, что видела. И миссис Диккенс я расспрашивать тоже не стала. Просто не нашла слов.

Мамаша Снэгсби выглядела ужасно усталой. Она едва притронулась к еде и рано отправилась спать. В этот вечер она не бродила по коридорам.

Поэтому я отперла дверь комнаты своим ключом и тихонько направилась вниз. Мне было нужно попасть на Уинслоу-стрит. То есть на самом деле, конечно, во Дворец Проспы. К Ребекке. Но когда я на цыпочках пересекала прихожую, то увидела, что в гостиной горит свеча. Эзра, в ночном колпаке, сидел в своём любимом кресле и смотрел в темноту.