Мила Нокс - Война на восходе

Он ранит Себастьяна и нападает на девушку, опрокидывая ее на пол прямо перед алтарем. Хватает одной рукой девушку за горло. Его глаза — безумны, полны ледяной ярости. Каталина начинает задыхаться, из рассеченной скулы хлыщет кровь, и она лишь молотит руками по груди послушника, пытаясь отбиться. Блондин вот-вот задушит ее, но вдруг словно вспоминает, что они в церкви. Он тянет жертву наружу, чтобы прикончить за пределами храма.

Кудрявый мексиканец ползет следом и у самого порога настигает блондина. Завязывается драка. Наконец мексиканец оглушает послушника, и им с Каталиной удается скрыться. Блондин, очнувшись, возвращается к алтарю и видит загадку. Открывает Библию и берет в руку игральную карту…

Пики.

Каталина и Себастьян возвращаются на кладбище. Молодой нежитель попадает в жилище девушки — нежительница обитает в часовне. Там, сидя на замшелой лавке, Каталина промывает раны Себастьяна, а парень то и дело глядит на нее — но Каталина лишь хмурится.

Затем и они находят игральные карты: Каталина — трефы, а Себастьян — черви.

У кометы появляется второй хвост…

Первый тур. Зеркало подернулось дымкой, Мексика исчезла, и в зеркало вернулся Червовый Валет.

— Итак, вы увидели воспоминание одного из игроков, дошедших до самого конца. Вам предстоит найти еще несколько могил…

— Это еще зачем? А нельзя сразу?

— Вы не готовы. Алтарь отыщут лишь те, кто прошел все испытания. И добыл карты всех игроков — только так в итоге вы узнаете, где же спрятан Алтарь…

— Карты?

— «Каждый игрок ключ хранит от двери, и ключ ты увидишь, лишь сердцем смотри».

— Погодите… это же тот самый стих, который мне пропел бубенец Кика!

— Кика? — Валет встрепенулся и взглянул на Теодора. — Матерь Божия… Самого Кика?

— То есть каждый из игроков, прошедших в финал, имеет ключ от Алтаря?

— Часть ключа.

— А сколько их было, этих игроков?

— Не скажу!

— «Ключ увидишь, лишь сердцем смотри»… это как вообще?

Валет пожал плечами и отвернулся, что-то насвистывая и протирая кружевным платочком острие червовой алебарды.

— Он издевается, — прошипела Шныряла.

— Глаза закройте, — буркнул Валет. — И представьте, что бы вы сделали, будь у вас шанс прожить то воспоминание заново.

Шныряла и Вик закрыли глаза, а через какое-то время на груди усопшей что-то вспыхнуло.

— Это… вы про это говорили? — воскликнула Санда.

Она указала на руки девушки. В пальцах, переплетенных на груди, появилась игральная карта.

Валет, кажется, выглядел довольным — впервые за весь вечер его лицо будто осветилось изнутри.

— Не думал, что получится… Что же! Первый ключ к Алтарю. Карта одного из игроков — когда-то, сотню лет назад, ее держала в руках сама Каталина Кастро. Теперь она ваша. Вам требуется собрать еще несколько, прежде чем вы получите ключ к Алтарю. « Звезда начинает, ведет и вершит! »

— Чего?

Валет лишь подмигнул.

Санда взяла карту — осторожно, будто опасаясь, что та рассыплется в пальцах. Она была старая и потрепанная, и в одном уголке темнело бурое пятнышко. Санда вздрогнула. Кровь.

Впрочем, обычная шестерка треф, какую можно увидеть в любой колоде… Девушка перевернула карту, ожидая увидеть клетчатую рубашку, одинаковую для всей колоды.

— Смотрите! Это же часть Трансильвании! Вот этот гроб и знак треф наверняка обозначают Китилу.

— А второй гроб, южнее, — прищурился Вик, — Сигишоара?

— Именно так, mon cher! — Ободрившийся Валет, казалось, был готов пуститься в пляс. — Надеюсь, вам удастся открыть и эту гробницу. Тогда над ней появится масть захороненного там игрока, и вы получите вторую карту. И если все удастся и вы дойдете до конца — о, mon ami, я буду так счастлив! Отправлюсь обратно в Версаль, а этот темный, погрязший в пороках мир озарит голос прекрасной Аморе — да будет свет ее ярче солнца! Ну, а вы получите свое вознаграждение.

— Я не хочу награду, — покачал головой Теодор. — Я просто хочу, чтобы Йонва и его нелюдимцы…

Он тяжело задышал и сжал кулаки.

— Вознаграждение для каждого свое, mon cher. А теперь я должен раскланяться. Впрочем, сперва провожу вас обратно, а то в этих зеркалах недолго заблудиться… Вот я, например, никак отсюда не выберусь… За мной!

— Позвольте узнать, что вы делали в моей могиле целый час, да еще вчетвером?!

— Отвянь, малахольный… — отмахнулась Шныряла, выбираясь из раскола.

Лицо Ионела-скрипача перекосилось, он гневно затряс кулаками:

— Возмутительно! Средь самой ночи — лезть в чужую могилу! Вот это жадность — будто своей мало!

За ними выбралась Санда. На последней ступени она споткнулась и вскрикнула, но Теодор перехватил ее за запястье, и девушка устояла на самом краю темного провала. Поддерживая Санду, он помог ей выбраться наружу.

— Еще и живую с собой потащили! Да, не та нынче молодежь пошла… Вот сто лет назад…

Раздался гул. Земля задрожала, и расколотая могильная плита со скрежетом начала сходиться, закрывая проход. Старик ахнул и прижал к груди скрипчонку. Какая-то минута — и половины камня сошлись, встав точно на место.

— Можете не волноваться, — ответил Тео. — Никакого голоса больше не будет.

— Уверен?

Тео кивнул. Скрипач Ионел пригладил подпаленные пряди, поджал губы и кивнул:

— Спасибо.

Тео чуть нахмурился. Внутри зашевелилось странное чувство. Его что, волнует этот старик, который так слезно протягивал руки к своей могиле? Раз он даже попытался его утешить… Видимо, да. И это «спасибо» в конце. Сотню лет Теодор не слышал в свой адрес этих слов. Разве что от Санды.

Санда…

Когда он коснулся ее запястья, сердце так и екнуло — будто вместо девушки оступилось и рухнуло в пропасть. Что же он творит? Теодор вспомнил теплое, влажное прикосновение к ее губам в полной темноте Ищи-не-Найдешь, и у него скрутило живот. «Тсс, прекрати думать об этом, болван!»

— Вы в порядке? — обернулся Змеевик.

Тео кивнул.

— Что ж, до полуночи еще есть время. Я думаю, Охотники уже близко. Когда мы будем с ними, бояться будет нече…

Вик осекся, уставившись на что-то позади могилы Ионела.

— Назад… — прошептал он сипло. — Назад, за меня! За спину!

— Что… что происходит? — жалобно пискнула Санда.

Тео сообразил быстрее. Одной рукой он выхватил нож, другой притянул к себе Санду.

Сначала Тео ничего не увидел.

Комета горела в полную силу, освещая искореженные от старости деревца, мемориальные доски и черные кресты. Ничего особенного, но вдруг… Рядом с надгробием, в паре десятков метров, что-то шевельнулось. Секунда — и Тео различил выползающую из-за надгробия руку… Узкую, длиннопалую руку тени он сразу узнал. Волна жара хлынула по венам Тео; боль, острая как щепотка перечной приправы, пронзила его до нутра. Нелюдимец!