Мила Нокс - Война на восходе

Теодор никогда бы не простил того Телу.

Но взрослый Телу был другим.

Как трус превратился в Охотника, пожертвовавшего собой ради других? Ради самого Тео? Как?! Могло ли вообще такое произойти? И как бы ни был силен гнев Теодора, он понимал: каким-то чудом это произошло. Тот Телу, которого он встретил, а после похоронил, был не Телу.

Новое имя действительно дало ему новую жизнь.

И того, нового Телу — Германа — Теодор жалел.

И жалел, что наговорил ему ненужного.

« Тео, ты меня простил?.. »

Если бы он мог отмотать время вспять…

Но уже было поздно.

…и сотрется память о них, изгладятся могилы и порастут травой, и колесо времени покатится дальше, но огонь будет жить вечно.

Темной ночью, опять же перед рассветом, они добрались равниной к долине между гор — снизившиеся было до предгорий, Карпаты тут выросли вновь.

В рассветных лучах они проехали по городу, цокая по брусчатке. Нежители надели маски, чтобы живые ничего не заподозрили. Миновали арку и выбрались в Старый город — то поселение, вокруг которого и выросли все остальные дома. Над древнейшей частью возвышалась гора Тымпа. Поросшая темным лесом, она затмевала звездный свет.

— Когда-то на вершине Тымпы, — проговорил Змеевик, — стояли алтари даков. Они поклонялись там своим богам. Даков уже многие века как нет, стоят лишь их курганы… интересно, когда исчезает народ, исчезают ли его боги вместе с ним?

В Брашове было много узких улиц, сказочных старых домиков, покрытых цветной черепицей, и древних церквей. Миновав старую часть города, обнесенную крепостной стеной, маленький отряд углубился в лес Тымпы. Как только поднялись по тропке, по одному ему ведомым приметам Змеевик вывел к лагерю северян.

Северяне уже пировали вовсю. Возле костра сидело восемь человек, из которых выделялись двое в медвежьих шкурах: в свете костра Теодор различил, что лица этих двоих одинаковы. Только один бледный и будто посеревший. Нежитель. Другой, брат Урсу, завидев Вика, бросился вперед:

— Ба-а-а! Пожаловали! Ну, вовремя: мы тут уже медвежатину жуем!

Он расхохотался и стащил Вика с лошади.

— Ну, привет, братец.

Здоровяк заключил Вика в объятия. Косы Охотников так и зазвенели, сталкиваясь друг с другом, и не сказать, у кого колец было больше. Охотники у костра загалдели, поднимая кружки, а как приметили девушек, то и присвистнули. Спешившись, Тео сразу дернул Санду за руку к себе.

— Добро пожаловать, дамы! — Округлое смуглое лицо Урсу расплылось в улыбке, и он наигранно отвесил поклон Санде, взмахнув кружкой. Затем Урсу уставился на Шнырялу. Та сплюнула на землю и ответила сердцееду таким взглядом, что Тео почудилось: еще чуть-чуть, и каштановые кудри на макушке молодого мужчины вспыхнут.

— Надеюсь, жратвы у тебя столько же, сколько и слов, болтун! — рявкнула Шныряла. — Хватит языком чесать, давай нам уже хавать!

Спрыгнув с лошади, она уперла руки в бока. Урсу оторопел. Глаза его округлились, в них вспыхнули искорки.

— Что это за дама? — шепнул он Вику.

Взгляд его продолжал гореть. Вик закашлялся в кулак.

— Ну… наш друг…

Шныряла прожгла Змеевика яростным взглядом, хмыкнула и протопала мимо.

— Проходите, проходите! Еды навалом — тут за нами увязался медведь. Вконец одичалый: задрал нескольких городских, что полезли на гору, ну так и мы его с братцем…

Все прибывшие расселись вокруг костра. Тео по-прежнему держал Санду при себе, и та не сопротивлялась — девчонка явно чувствовала себя неуютно среди когорты буйных мужиков. А вот Шныряла плюхнулась на камень и, выхватив у кого-то из рук тарелку с мясом, принялась ее опустошать под удивленные взгляды. Обглоданные косточки она бросала в костер и то и дело прикладывалась к кружке. Ее острое личико по-прежнему кривилось от недовольства, а Урсу так и стрелял в нее глазами — Шныряла, правда, этого и не замечала. Зато замечал Вик: он сидел, будто облитый водой, и то и дело кхекал, что было на него совсем не похоже.

Из разговоров стало ясно, что братья Урсу — как Змеевик с Харманом, только для северян. В детстве их украли цыгане, и все, что они помнили о прошлом, это фамилия Урсу. То есть Медведь. У цыган они ухаживали за ручным медведем, но как-то тот взбесился и напал на старшего брата. Младший его защитил ценой жизни. И вернулся нежителем-бераколаком, то есть перекидышем-медведем.

— Ох и достали нас медведи, — вздохнул старший Урсу. — Ей-богу, когда уж отстанут? Чуть в лес — сразу какой-нибудь шатун притащится. Проклятье медвежье, чтоб его… Но напасть у нас была и похуже…

Урсу звучно отхлебнул питье.

— Белый Слепец?

— Белый… Червец, — процедил Урсу и, отхаркнув, сплюнул в костер. — Чертова тварь… Припоздал твой гонец, стригои напали раньше. Мы тоже потеряли добрую половину…

Урсу помрачнел, уставился в костер, потом плеснул из кружки в огонь.

— Братья, братья… Ввосьмером мы остались. Хорошо, мой Названый уцелел — впрочем, мне он всегда братом был, не Названым, а родным! — Он махнул кружкой в младшего Урсу. — Если б его грохнули, я бы этого Белого Червеца так легко не отпустил… Легкая ему смерть досталась. Он появился посередь битвы словно из воздуха: правду говорят, невидимка! Давай орать на нелюдимцев, трясти какой-то ерундовиной блестящей в руках — четки, что ль… А твари совсем озверели. Он вроде как ненависть в них усилил, а они и так злющие — сам черт их, видать, боится! Брат, не знаю, каким чудом мы их порешили. Господь помог, не иначе…

Старший Урсу перекрестился и прочел коротенькую молитву. Вангели, сидевший в отдалении по другую сторону костра, вскинул голову, и Тео заметил, что глаза мэра удивленно округлились.

— Я бросился на Слепца, но… Не представляешь, брат! Прошел сквозь него! Но зато как увидел он, что его нелюдимцы побеждены, издал крик — веришь, громче, чем те твари черные? Аж до костей пробрал! Топнул ногой… и растворился. Сгинул. Так что… — Он плюнул и, утерев нос рукавом, поднял чашу. — До дна пьем! Мы победили Белую Тварь!

— До дна!

Охотники загалдели, застучали кружками. Шныряла разом опустошила свою, и по раскрасневшимся щекам девушки Тео понял, что она уже не совсем трезвая. Вик это тоже заметил. Но в первую очередь — старший Урсу. Он расплылся в ухмылке и встал с места.

— Чего молчим? Оболтусы, давайте музыку!

Охотники вытащили сопелки, наи и заиграли. Старший Урсу вразвалку подошел к Шныряле: