Дж Поли - Рожденные летать

Сокол тут же разразился возмущенным свистом.

— Эй, так не пойдет, игра рукой!

— Это было крыло, а не рука, — расхохотался Мигель.

— Но эта игра называется футбол, тут играют ногами! — запротестовал Сокол.

— Видимо, придется внести уточнения в правила, — заметил Ястреб.

Сокол попытался удержать мяч на колене, затем перевести его на крыло, но не рассчитал удара. Набитый пластиковыми бутылками мешок полетел по широкой дуге прямо к нам с Туи — и к печке, на которой мы готовили ужин. Туи предотвратила катастрофу: она легко подпрыгнула и отбила мешок кулаком. Он плюхнулся в пыль возле костра.

— Извини, детка! — крикнул Сокол и скорчил несчастную физиономию.

Туи вздохнула и с едва заметной улыбкой перекинула мяч обратно Рэйвен. Та среагировала мгновенно и с лету забила гол в ворота Сокола. Мигель ликующе вскинул руки. Ястреб согнулся пополам от хохота.

Пока все хохотали, я обернулась к Туи.

— Ты и Сокол, вы… вместе? — спросила я ее.

Туи фыркнула:

— Ха, он думает, что да, но на самом деле — нет.

Сокол явно услышал наш разговор. Он сделал театральный жест, будто в грудь ему вонзилась стрела, и рухнул на землю:

— Мое сердце разбито! — объявил он.

Мигель, воспользовавшись разыгравшейся трагедией, тут же забил в ворота Сокола еще один гол.

— Все, с меня довольно, в следующий раз я играю в команде Мигеля, — сообщил Сокол. — Извини, Ястреб, я не люблю проигрывать.

— Ничего, я с удовольствием перейду в команду Рэйвен, если она, конечно, возьмет меня. — Ястреб улыбнулся до ушей. — Она будет отличным вратарем.

Еще больше покраснев от смущения и беготни по полю, Рэйвен молча кивнула, заложила за ухо выбившуюся прядь волос и отступила в сторону.

Пока мальчишки шутили и препирались, она тенью скользнула обратно к костру и села рядом с Маркусом. Они обменялись взглядами. Маркус бережно накрыл своей рукой ее руки, сложенные на коленях.

— Как думаешь, — едва слышно пробормотала я, обращаясь к Туи, — Маркус и Рэйвен — пара?

— Не понимаю, — вздохнула Туи, — почему обязательно надо разбиваться на пары и быть в отношениях? Нам всего по семнадцать лет. И мы не живем в те стародавние времена, когда к восемнадцати непременно нужно было выйти замуж.

— Разве в школе ты не ходила на свидания? — спросила я.

— Да некогда мне было особенно ходить по свиданиям. Слишком много дел — учеба в школе, работа по полдня пару раз в неделю, курсы «скорой помощи» при больнице, подготовка к поступлению в медицинский колледж. — Лицо Туи сделалось серьезным, пока она, перечисляя свои занятия, помешивала ложкой в котелке. — И хотя мне всего семнадцать, меня уже приняли в колледж, руководитель моего факультета сказал, что меня берут на полную стипендию. Моя упорная работа только-только начала приносить плоды, а тут — нате вам, — Туи раздраженно передернула плечами, — крылья!

— У тебя все еще остается возможность стать медсестрой, — сказала я.

— А, ну да, конечно. — Туи устало закатила глаза.

— О'кей, пусть не в обычной больнице, но однажды нам понадобятся врачи для людей-икаров и прочие специалисты. Как знать, может, ты станешь первой медсестрой-икаром.

Лицо Туи расслабилось и стало задумчивым. В сгущающихся сумерках я наблюдала за ней: пляшущие отблески огня от нашей походной печки освещали гладкую смуглую кожу, складки на лбу Туи расправились, она перестала хмуриться.

— Я вот думаю, неужели мы уже не можем считаться людьми? — сказала Туи, снимая котелок с огня. — Предположим, стану я медсестрой-икаром, и за кем, черт возьми, я буду ухаживать?

— Конечно, мы люди, а кто же еще? — запротестовала я. — У нас те же руки, ноги, голова, внутренние органы. Да, имеются кое-какие дополнительные кости, суставы и мышцы. Да, наши слух и зрение гораздо острее, чем у обычных людей, но болезни-то у нас все те же, как у обычных людей.

— Хм-м… — Туи начала раскладывать еду по тарелкам, которые я ровной шеренгой расставила на камне. — Ну, полагаю, базовые правила оказания первой помощи не меняются. Биохимия и прочие вещи в отношении нас тоже остаются прежними. — Туи кинула на меня взгляд и улыбнулась: — В конце концов, никакой генетик не в силах изменить законы Вселенной.

— Готова поспорить, что ДНК икаров в принципе остается той, что и у обычных людей, лишь с маленьким дополнением. — Я шевельнула крыльями. — И по мне, это прекрасное дополнение!

— Однажды наш учитель по биологии устроил в классе дискуссию на тему «Кто такой человек». Помню, шумное получилось обсуждение.

— Почему? — спросила я. Остальные члены Отряда, привлеченные аппетитным запахом, доносящимся от костра, начали собираться на ужин.

— Ну, на самом деле тема дискуссии была сформулирована так: «Каким образом вы определяете принадлежность организма к одному и тому же виду?».

— Общие черты, внешнее сходство? — предложил вариант ответа Ястреб.

— А что ты скажешь о гусеницах и бабочках? — возразила Туи. — Вид один, а внешне — ничего общего.

— Общая ДНК? — предложил Сокол.

— Но ДНК каждого живого существа уникальна, потому-то мы и не клоны. Вопрос: насколько велики должны быть различия в ДНК у двух представителей одного вида, чтобы их уже нельзя было считать принадлежащими к одному виду?

Ястреб всерьез задумался:

— Дело в репродуктивных возможностях представителей одного вида, верно? Собаки разных пород выглядят совершенно по-разному, тем не менее относятся к одному виду.

Я напрягла память — на уроках биологии в средней школе нам что-то говорили на эту тему.

— Лошади и ослы относятся к разным видам. Они могут скрещиваться и давать потомство — мулов. Но мулы бесплодны из-за особенностей структуры ДНК.

— В таком случае выходит, что тех, кто страдает бесплодием, нельзя считать людьми, — сказала Туи. — Однако это затрагивало бы огромное количество людей.

— Все, сдаюсь! — взмолилась я. — У меня сейчас голова взорвется.

— И у меня, — подхватил мой стон Ястреб.

Туи многозначительно улыбнулась:

— Вот, теперь вы понимаете, почему дебаты в классе были такими жаркими. Особенно с учетом христианской направленности всей дискуссии, заданной нашим учителем.

В темноте, сгущавшейся за узким кругом света, который отбрасывал костер, мне трудно было разглядеть лицо Мигеля, но я видела, что он сердито сжал свой деревянный крестик в кулаке. Сидевшие рядом Сокол и Ястреб были скорее задумчивы, чем раздосадованы. Маркус и Рэйвен вроде бы даже огорчились, что разговор оборвался, а ответа на поставленный вопрос так и не нашлось. В какой-то момент мне показалось, что Маркус хочет что-то добавить. Он чуть шевельнулся, однако его губы так и остались плотно сжатыми.

— Одну вещь я знаю наверняка. — Я решила взять слово и попытаться разрядить обстановку, чтобы нам не пришлось ложиться спать с тяжелым сердцем.