Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Локон Афродиты

Таня не подозревала, что человек, чье плечо она зацепила в темноте, убегая с крыши, был Ванька Валялкин. Потеряв ее в Зале Двух Стихий, Ванька всполошился и сумел-таки отыскать с помощью одного из тибидохских домовых. Это для магов Тибидохс – огромное и путаное строение со множеством непонятно куда ведущих ходов, глухих лестниц и башен. Для любого же из домовых, связанных со школой волшебства сакральной пуповиной, тайн на Буяне нет. Главное – суметь найти с маленьким народцем общий язык. У Ваньки же это умение было от Тарараха.

Несколько раз ударив ногой люк, Ванька понял, что он заперт снаружи, и вышиб искрой. Он был так разозлен, что искра неожиданно получилась двойной, и люк вылетел с грохотом. Пространство вокруг Ваньки заволокло дымом.

Выбежав на крышу, Ванька осмотрелся. Дым уже почти рассеялся. Бейбарсов легко, точно кот, соскочил с шара и остановился рядом с Валялкиным.

– Что тебе здесь надо? – поинтересовался он.

– Где Таня? – крикнул Ванька, косясь на зависший в воздухе столик с фруктами.

– Это я у тебя хотел бы спросить! Кто тебя вообще сюда звал, убогий? – с холодным раздражением спросил Глеб.

Он щелкнул пальцами, и фрукты на столе обратились в пепел.

– Оставь Таню в покое, некромаг. Не знаю, зачем ты вертишься вокруг нее, но явно не затем, чтобы сделать ее счастливой! – вскипел Ванька.

– Что ты понимаешь, ловец гарпий? Уйди, жалкий маг-маечник, не вставай у меня на пути! Ты не знаешь, кто подарил ее мне и как ничтожен ты рядом с ней! – устало сказал Бейбарсов.

– Что-что? Я не ослышался? Тебе подарили Таню? – не поверил Ванька.

– Точно. Ты все услышал правильно. Рад, что серные пробки в твоих ушах пропустили мои слова! – похвалил Бейбарсов.

– Прекрасно. Рад за тебя! Разреши принести тебе мои поздравления!

– Разрешаю! Можешь приносить! – великодушно сказал Глеб.

Ванька Валялкин улыбнулся мягко и рассеянно. Потом сделал полшага вперед, размахнулся и врезал Бейбарсову в челюсть.

Остаток ночи прошел смазанно. Таня была вместе со всеми, в Зале Двух Стихий, где гремела музыка, столы ломились от яств и среди танцующих, бряцая шпорами, кружились поручик Ржевский с Недолеченной Дамой. По случаю праздника в спине у призрака кроме дюжины ножей торчали еще пожарный лом и два томагавка. Кроме того, через каждые пять минут у Ржевского от восторга срывало крышу, которая носилась по залу отдельно от счастливой пары.

– Ах, мне так хорошо! Так легко, так свободно! Подержите кто-нибудь мой аппендикс, чтобы я могла всецело отдаться гармонии! – восклицала Дама.

Часа в три ночи, толкая перед собой бочку с Милюлей, которая скандалила и требовала продолжения праздника, из зала важно удалился Поклеп Поклепыч, обрызганный водой с головы до ног.

– Наконец-то! И наломал же Поклеп дров! Наливать русалке шампанское – это ни в какие ворота не лезет! У нежити и без алкоголя с головой неважно! – сказала Великая Зуби.

– Одно уточнение, милая! Поклеп тут ни при чем. Он не смог отобрать у нее бутылку, – восстанавливая справедливость, заявил Готфрид Бульонский.

Таня не искала ни Ваньку, ни Ягуна, ни кого-либо из знакомых. Она села в дальний угол, где, оттесненные с шумной площадки, сонно прохаживались сияющие жар-птицы, и просидела там до утра. Сложно сказать, о чем она думала. Ей казалось, все ее чувства прокручены в мясорубке и так перемешаны, что невозможно в них разобраться.

Часа в четыре к ней подошел Тарарах и опустился рядом. Таня боялась, что он начнет что-то говорить, однако питекантроп просто ободряюще положил ей руку на плечо. И оттого, что кто-то рядом, Тане

стало легче. Уходя, Тарарах сунул ей длинный вертел с шашлыком.

Таня посмотрела на шашлык, подумала, что есть не будет и что ей кусок в горло не полезет, но потом все же укусила и незаметно для себя съела весь.

Уже рассветало, когда Таня заметила, что в Зале Двух Стихий что-то происходит. Танцующие пары останавливались, маги перешептывались. А затем к Тане почти одновременно подбежали Гробыня и Лиза Зализина. Где-то за их спинами горообразно маячила масштабная фигура Гуни Гломова и мелькали усы академика, который деловито шел куда-то в сопровождении Медузии.

– Это она! Она виновата! Держите меня сорок человек, или я задушу ее! – театрально закричала Лиза Зализина, бросаясь на Таню.

Поймав взгляд Гробыни, Гломов неохотно подхватил Зализину и перекинул ее через плечо, как мешок с картошкой.

– Зачем же сорок? И одного хватит! – пробасил он.

– Гроттерша, что ты тут сидишь, как бедная родственница? Ничего не знаешь? – крикнула Склепова.

– А что я должна знать?

– Вообрази, на драконбольном поле Ванька дерется с Катайтележкиным!

– Как дерется? – не поняла Таня.

– Дуэль у них! Сдается мне, Пинайежиков Ваньку все-таки сделает. Он Гуню моего едва в гроб не вколотил, а тот малость погабаритнее Валялкина…

Слова Гробыни доходили до ее сознания медленно.

– Зачем же Глеб напал на Ваньку? – спросила она все еще отрешенно.

– Проснись, подруга! Торчимурашкин на Ваньку? Да это Ванька твой на него набросился! Подошел и врезал. Ну а что было дальше – в некрологе напишут! – удивилась Гробыня.

– Гы! И когда они только ухитрились? – пробасил Гломов.

В его голосе явно читалось сожаление, что врезал

не он. Тогда и дуэли, вероятнее всего, не было бы.

– Тогда и ухитрились. Говорят, ночью Ванька на Садись-на-Ежикова набросился с кулаками, а тот вызвал его на рассвете на бой! А сейчас поручик Ржевский видел, как они шли к драконбольному

полю…

– Но почему на рассвете?

– Потому что ночью силы уж больно неравны! Глеб же некромаг! Он его ночью одним дыханием испепелит, если захочет! Хорошо хоть он это сразу не сделал! – пояснила Склепова.

Внезапно Таня застыла и с силой укусила себя за руку.

– Дура я, дура безмозглая! Как же я сразу не сообразила?

– Ну и к чему вся эта самокритика, переходящая в самоедство? – с интересом спросила Гробыня.

– Идиотка я! Значит, на крыше Башни

Привидений был он, Ванька! Он вышиб люк!

– О, ты еще и на крыше успела побывать? Интересная ночка! Рабочая экскурсия с вышибанием школьных люков и крушением мебели? Ни дня без строчки, ни часа без интрижки? Ты меня радуешь, крошка! – умилилась Гробыня.

Но у Тани не было времени разделить ее умиление. Она уже бежала, бежала так, что встречный ветер осушал ее слезы. За ней, крича «Постой!», неслась Гробыня, а последним переваливался грузный Гломов. Зализина, которую он по забывчивости так и не снял с плеча, мычала и колотила его кулаками по спине.