Мэтт Хейг - Девочка, которая спасла Рождество

Закончив издевательства, миссис Резче провела Амелию по тёмному коридору и показала, где та будет спать. В мрачной комнате ютились ещё тринадцать человек. Амелии указали на твёрдую деревянную кровать с очень тонким матрасом.

– У тебя четыре часа на сон. Советую не терять ни минуты, – недобро улыбнулась миссис Резче.

– А когда я смогу уйти? – спросила Амелия.

Миссис Резче изумлённо посмотрела на неё.

– Уйти? Уйти? Не знаю, куда вы там собрались, мисс, но забудьте об этом. Из работного дома не уходят.

И она скрылась в коридоре, захлопнув за собой дверь. Девочка, которая спала на соседней койке, тихонько всхрапнула.

«Неужели я встречу здесь следующее Рождество? – подумала Амелия. – Неужели в работном доме можно протянуть целый год? Или два? Или три?»

Она закрыла глаза и подумала о времени. Ох, если бы можно было повернуть его вспять и снова увидеть маму! Или забежать вперёд, чтобы скорее покинуть это ужасное место.

Амелия хотела загадать желание, но поняла, что это бессмысленно. Да и кому она его загадает? Отцу Рождество? Нет. Теперь ей придётся полагаться только на себя.

– К следующему Рождеству меня здесь уже не будет, – шёпотом пообещала она.

И постаралась изо всех сил поверить в свои слова.

Год спустя…

Эльфам понадобился целый год, чтобы отстроить Эльфхельм. Они трудились не покладая рук, и город стал ещё лучше, чем прежде.

Троллетрясение не затронуло только редакцию «Ежеснежника». Главный путь пришлось вымостить заново. После катастрофы эльфы взяли на вооружение троллестойкую технологию: начали использовать кирпичи из мыла и батутный фундамент. Теперь дома и магазины снова поблёскивали сахарной черепицей и глазурной штукатуркой. Ярче всех сиял золотой Шоколадный банк, и всё-таки даже он не мог сравниться со старым зданием «Ежеснежника». Для него использовали самые дорогие стройматериалы, какие только можно купить на шоколадные монеты: пряничное тесто повышенной крепости, дерево с холмов пикси, затвердевшие марципаны и чистый арктический лёд для окон.

Нуш взволнованно переступала с ноги на ногу в кабинете Отца Водоля, который располагался на верхнем этаже редакции. Отец Водоль больше не был председателем Совета эльфов. Теперь эту должность занимал Отец Рождество. Но Отец Водоль оставался самым богатым эльфом в Эльфхельме и зарабатывал семьсот шоколадных монет в минуту. А ведь ему даже не нравился вкус шоколада. Поэтому он также был единственным эльфом, который не проедал свои накопления.

– Нуш, – сказал Отец Водоль. Он сидел в кресле, которое было в два раза больше него, а Матушка Миро, знаменитая художница Эльфхельма, рисовала его портрет. Отец Водоль намеревался подарить этот портрет себе на Рождество и повесить рядом с ещё семнадцатью, которые уже украшали стены. – Спасибо, что заглянула.

– Без проблем.

– Скажи-ка мне, Нуш, ты довольна своей работой?

Нуш задумалась. Ей не слишком нравилось болтать с оленями, и Отец Водоль об этом знал.

– Ну… По большей части, да. Хотя, наверное, нет. Честно говоря, я её ненавижу. – Она нервно оглянулась и увидела сундук с выдвижными ящиками, где Отец Водоль хранил длинные слова.

– А что ты скажешь, если я предложу тебе стать корреспондентом по делам троллей?

Нуш принялась напряжённо соображать. Наконец у неё вырвалось:

– Попс! – Она чуть покраснела. – В смысле, а как же Отец Широпопс?

– Он сходил к доктору Драбблу, и тот сказал, что Отец Широпопс страдает троллофобией. Он не может даже близко к ним подойти. Боится выходить из дома. Писать о троллях тоже не способен. Для корреспондента по делам троллей это некоторая проблема. Понимаешь?

Нуш понимала.

– Ты ведь помнишь, какой сегодня день?

– Сочельник, – кивнула Нуш.

Отец Водоль сердито нахмурился. Нуш вспомнила, что он не слишком-то жалует Рождество.

– Не в этом дело. Сегодня первая годовщина Атаки троллей. Этого ужасного бедствия. У Отца Широпопса был целый год, но он так и не докопался до правды. А ведь это самая грандиозная история с момента появления историй! Монументальная, колоссальная, титаническая. – Отец Водоль улыбнулся, поскольку любил длинные слова. – И она может стать твоей.

Нуш не знала, что ответить. Вдруг она заметила за окном очаровательное крылатое существо в серебряных одеждах. Это был Летучий историкси. Со дня атаки троллей они то и дело мелькали на улицах, а в последнее время их стало ещё больше. Пикси постучал в ледяное стекло.

Отец Водоль бросил недовольный взгляд в его сторону. Затем сощурился и покачал головой. Пикси смутился и улетел, расстроенно опустив уши.

– Странные создания.

– Они обладают особой силой, – сказала Нуш. – Могут загипнотизировать вас при помощи слов.

– Мне об этом ничего не известно, – быстро ответил Отец Водоль. – Так что ты скажешь на моё предложение?

– Не знаю. Мне нужно подумать.

Отец Водоль улыбнулся.

– Если боишься, что это опасная работа, то зря. Даже в прошлом году тролли старались не убить эльфов. На всякий случай возьми с собой пару кусков мыла, и всё будет в порядке.

Договорив, он попросил Матушку Миро развернуть портрет. Ей удалось добиться удивительного сходства.

– Вообще не похоже, – сердито заявил Отец Водоль. – А ты что думаешь, Нуш?

– Эм-м…

– Вот именно! И близко не стояло.

Он взмахом руки отослал Матушку Миро прочь и вернулся к троллям.

– Под землёй снова раздаётся странный шум, – сказал Отец Водоль.

Нуш об этом ничего не знала.

– Да?

– Да. Его слышали прошлой ночью. И позапрошлой. Возможно, они готовятся к новой атаке. Кто-то должен выяснить, что происходит. Взять интервью у предводительницы троллей.

Сердце Нуш сжалось от ужаса.

– Ургулы?

– Да. У нас нет причин её бояться. Конечно, она большая. Возможно, это самое большое существо на земле. Но «Ежеснежник» уже публиковал интервью с ней.

– Что-то я такого не припомню…

– Это было довольно давно. Хотя какая разница? Где одно интервью, там и второе. Что скажешь, Нуш? Для тебя это станет серьёзным прорывом.

Нуш стало не по себе. Она подумала о Малыше Миме и Зануднике. Конечно, она давно мечтала об этой работе, но у неё есть семья. И к тому же…

– Завтра ведь Рождество, – неуверенно пробормотала она.

Отец Водоль рассмеялся. Он редко смеялся, но если уж начинал, то долго не мог успокоиться. Нуш покосилась на часы. Те показывали без десяти Опоздевятого.