Владислав Крапивин - В ночь большого прилива. Повести

Сотник уязвленно сказал:

- Мы перекрыли почти все пути. Сегодня мальчишка скажет, где была стоянка недавнего каравана. Там у них последняя лазейка, засыплем и ее.

Фа-Дейка опять уколола тревога. Тоскливая, смешанная с неясным страхом. Но отозвался он с рассеянным видом:

- Думаете, он скажет?

Воины гоготнули. Командир тоже не сдержал усмешку:

- Волки умеют развязывать языки даже заржавелым от шрамов тауринским начальникам, которые не боятся ни ядовитых игл, ни раскаленного железа. А этот - сопливый мальчишка, даже меньше вас… О, простите, сет!

Сотник испуганно наклонил голову, но насмешливый огонек в похожих на коричневые лампочки глазах не погас. Фа-Дейк глянул в эти глаза и смотрел в них, пока не заставил сотника потупиться. Теперь Фа-Дейк был просто сет иттов, в нем не осталось ничего от четвероклассника Фаддейки.

Сет сказал:

- Может быть, волки и умеют развязывать чужие языки, но хорошо бы им научиться держать на привязи свои. Не правда ли, сотник?.. Я жду ответа.

- Да, сет, - сквозь зубы выдавил командир волков.

Фа-Дейк медленно пошел от сотника и его воинов, и длинный плащ тянулся за ним, шуршал по камням.

Недалеко от королевского шатра Фа-Дейк встретил Фа-Тамира.

- Отдохните в моей палатке, сет, - сказал маршал.

- Потом… А когда погребение, Фа-Тамир?

- Завтра после восхода…

- Фа-Тамир… Как зовут сотника песчаных волков? Он такой… глаза, как у жабы.

- У кого, сет?

- А, вы не знаете… Ну, такие нахальные глаза. И круглое лицо.

- Наверно, это Уна-Тур… А что случилось?

- Ничего. Он мне не нравится, ведет себя нагло.

- Да. Но он храбр…

- Подумаешь, заслуга, - усмехнулся Фа-Дейк. - Кто из иттов не храбр? Надо еще быть… человеком. Даже если называешься «волк».

- Сейчас жестокое время, Огонек, - вздохнул Фа-Тамир.

Фа-Дейк вздрогнул от неожиданной ласки, поднял глаза.

- Фа-Тамир, они поймали разведчика…

- Да, я слышал уже…

- Я подумал вот что. Когда печаль и погребение, обычай велит делать добрые дела… Может, отпустим его к своим?

- Доброе дело для врага - разве доброе дело? - хмуро сказал маршал.

- Он же еще не взрослый, - виновато проговорил Фа-Дейк. - Разве итты воюют с ребятами?

- Он разведчик. Значит, воин. Законы войны одинаковы для всех.

«У войны нет законов», - вспомнил Фа-Дейк. И тихо спросил:

- Правда, что его будут пытать?

Фа-Тамир отвел глаза. Пожал плечами:

- Если он сразу не скажет то, что знает. Но он ведь не скажет… пока не заставят.

- А что он знает-то? Ну, покажет стоянку и ход, который ему известен. А этих ходов десятки. Что толку?

- И все-таки… еще одну ниточку перережем,

Фа-Дейк угрюмо молчал. Потом спросил, глядя в землю:

- А если бы я попался тауринам, меня тоже пытали бы?

- Едва ли! За сета запросили бы выкуп. Обошлись бы с почетом.

- А если бы я знал тайну, которая важнее выкупа?

Маршал подумал и сказал неохотно:

- Итты не позволят, чтобы вы стали пленником тауринов. Не бойтесь, сет.

- Разве я боюсь? Я не об этом…

Фа-Тамир положил руку на шлем Фа-Дейка.

- Огонек… Волки все равно не отпустят его. Это их добыча, а добычу по закону не может отнять никто. Даже король.

Фа-Дейк вскинул глаза:

- Даже король?

- Да… Кстати, сет, что говорил вам король в последние минуты? Итты ждут, что вы передадите его слова всем.

- Что?.. Я передам, да. Чуть позже, Фа-Тамир.

Он мягко убрал голову из-под ладони маршала и пошел не оглядываясь. Через пять минут он опять был у крайнего шатра. Воины-волки все еще стояли там. Снова подтянулись, глянули на сета выжидательно и вроде бы почтительно.

Фа-Дейк лениво сказал:

- Я хочу посмотреть на пленника, Уна-Тур…

Сотник осклабился: любимец короля удостоил его обращения по имени.

- Как будет угодно сету. Идемте, сет…

Разведчика держали в хижине, сложенной из каменных плит. Уна-Тур отодвинул на щелястой двери бронзовый засов. Пропустил Фа-Дейка вперед.

В хижине было светло, колючее солнце било в широкие щели. Тощий темноволосый мальчишка, ровесник Фа-Дейка, сидел скорчившись в углу на камне. Он был босой, в узких кожаных штанах, стянутых на щиколотках ремешками, в мохнатой безрукавке. Тонкие голые руки в локтях и у кистей были перемотаны за спиной сыромятным ремнем.

Когда вошли, мальчик быстро повернул острое лицо с высохшими подтеками слез. В темных глазах мелькнули по очереди надежда на чудо, испуг, отчаяние. Он опять отвернулся, прижался плечом к стене. Но Фа-Дейк успел разглядеть его лицо. Мальчишка был, кажется, похож… Или показалось?

Или правда он похож на Вовку Зайцева из Фаддейкиного класса? На щуплого Вовку Зайцева, который боялся уколов, и над ним за это смеялись (и было время, Фаддейка смеялся. Сначала. А потом не стал… А потом Вовка уехал). Этот Зайцев боялся уколов и плакал от обид, но обидчиков никогда не называл, если его спрашивали взрослые…

Фа-Дейк оглянулся на Уна-Тура. Сказал, пряча свои мысли под насмешкой:

- Волки стали так осторожны, что одного мальчишку держат связанным…

- Просто забыли развязать, - буркнул сотник. Шагнул к мальчику, чиркнул кривым кинжалом по ремню у локтей. Ремень ослаб, опал. Мальчик пошевелил локтями, освободил кисти. Но на Фа-Дейка и Уна-Тура не смотрел. Коротко, со всхлипом, вздохнул.

- Оставьте нас, - приказал Фа-Дейк сотнику. - Может, я договорюсь с ним быстрее, чем вы… И закройте дверь.

Уна-Тур вышел. Дверь за ним бухнула излишне сердито.

Мальчик не двигался.

Фа-Дейк встал в двух шагах от него. Помолчал, томясь от неловкости, негромко спросил:

- Как тебя зовут?

Мальчик опять не шевельнулся, но ответил сразу:

- Кота…

Или «Хота»? У тауринов такой же язык, как у иттов, но говорят они мягче, с придыханием. Ладно, пусть Хота…

- Хота, ты проводник караванов?

Он медленно поднял лицо. Ну, в самом деле, так похож на Зайцева… Он сказал сипловато:

- Не проводник я… Просто ходил в песках, смотрел, где силки поставить на кротов. Мяса в крепости нет…

- Неправда, ты проводник и разведчик, - тихо сказал Фа-Дейк. - Ты ставил знаки для каравана. И ты знаешь, где подземный ход…

Хота опять опустил голову. Грязными худыми пальцами тер кисти со следами ремня. Зябко шевелил плечами.

«Тебя будут мучить», - хотел сказать Фа-Дейк, но не посмел. К тому же мальчишка это знал сам. Он вдруг проговорил еле слышно:

- Я знаю только один ход. А будут выпытывать про многие…

- Не будут. Всем известно, что каждый разведчик знает лишь один ход, свой… Если покажешь, тебя не будут… я попрошу, чтобы тебя отпустили.

Хота посмотрел прямо в лицо Фа-Дейку мокрыми блестящими глазами.

- Вы же понимаете, сет, что я не могу сказать…

- Ты меня знаешь?

- Да… Я видел вас со стены. Вы ехали на конях вместе с вашим королем… - Он со всхлипом переглотнул и сказал почти умоляюще: - Вы же понимаете, что я не могу сказать, где ход…