Владислав Крапивин - Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

– Ладно, как-нибудь разберусь. А сейчас, уж не обессудь, я нарушу гармонию и равновесие между добром и злом. – И я снова поднял "ПП".

– Еще секундочку… Послушайте, господин Викулов. А вы всерьез уверены, что имеете право осудить меня на смерть?.. Да нет, я не о юридическом праве! Вы точно уверены, что сами лучше меня?

– А ты юморист, Полоз! – это я уже с новой злостью.

– Отнюдь, – светски возразил он. – Просто ваша судьба в давние годы милостиво перевела стрелку на ваших рельсах. Рукою десятиклассника Яшкина, который дал вам оплеуху. А если бы не это? Вспомните ваш тайный интерес, когда били Турунчика! Как вы часто дышали при виде чужого страдания! Во что это могло развиться, если бы не Яшкин?

Я обмяк. Опустил пистолет. Откуда он знает? Хотя ведь он дьявол. И умеет проходить сквозь время… Ну, тем хуже для него.

Я сцепил зубы и снова навел ствол:

– Дело не во мне!.. Я и себя уничтожил бы без жалости, если бы почуял, что становлюсь таким! Но сейчас это зло в тебе. И поэтому я тебя убью.

– Ладно, стреляй, – процедил он. – Только подойди поближе, чтобы не промахнуться. И смотри, в кого стреляешь. Смотри! – он свободной рукой разодрал до низа рубаху. Сбросил рукав, рубаха повисла на правом плече. Полоз нелепо крутнулся, повернулся ко мне спиной. Она была бледная, с редкими волосками. На левой лопатке… темнело родимое пятно – "гусиная лапка".

Такая же, как у меня. И у Петьки.

Я уронил руки.

И опять услышал, какая вокруг тишина. Звенящая. Обморочная.

Лицо Полоза оскалилось лошадиной улыбкой.

– Ну, что же ты, Питвик? Стреляй в брата своего!

И тогда я услышал Петьку. Он сказал шепотом, но непримиримо:

– Стреляй.

И я ватными руками поднял пистолет – в который уже раз…

Полоз перестал скалиться. Помертвел лицом, закатил глаза. И обмяк на железной площадке, вывернув прикованную руку.

– Подожди, – велел мне отец Венедикт. Подошел к Полозу. Нагнулся.

Я и мальчишки не шевелились.

Отец Венедикт стоял над Полозом долго. Потом вернулся к нам. Сказал, глядя в сторону:

– Паралич сердца.

– Вы уверены? – угрюмо и виновато спросил я.

– Уверен. Я в свое время насмотрелся на такие дела… Ступайте отсюда. Подождите меня там, в проходе. Я сам толкну тележку. И помолюсь…

Чиж вскинул черные глаза-кинжалы:

– За него?

– За нас, грешных… Ступайте.

Мы ушли. Встали у кирпичной развалины. Я машинально поставил "ПП" на предохранитель. Убрал его в карман.

Петька тихо дернул меня за рукав:

– Пит, это же просто совпадение… Ну, родинка…

– Да, конечно, – бормотнул я, зная, что таких совпадений не бывает.

Несколько минут мы стояли молча. Отец Венедикт подошел, бросил в траву черные наручники.

– Зачем вы их сняли? – набыченно спросил Чиж. – Он всплывет.

– Ну и пусть всплывет. Найдут – определят, что разрыв сердца. А если когда-нибудь вытащили бы со дна, прикованного, решили бы, что убийство…

Я подумал, что с такой глубины едва ли когда-нибудь подняли бы тележку. Но промолчал… Все-таки хорошо, что я не стрелял…

– Дело свершилось, и в этом – рука Господа, – тихо проговорил отец Венедикт. – Радости мало, но и скорбеть нечего. Случилось то, что справедливо… Поедем теперь ко мне. А то душа неспокойна, как там эти два сорванца одни-то…

Чиж отступил назад:

– Я пойду… Мне надо…

– Увидимся, – сказал Петька.

– Не знаю. На всякий случай – прощай… – И Чиж скользнул в оконный проем разрушенного склада. Петька тревожно смотрел ему вслед.

– Отец Венедикт, мы приедем позже, – сказал я. – Вы нас извините… Нам с Петькой очень надо поговорить. С глазу на глаз.

– Понимаю. Но… прямо сейчас? Здесь?

– Да. Ни к чему тянуть…

– Понимаю, – опять сказал отец Венедикт. – Ну что же, приезжайте после… А кота давайте, я с собой прихвачу. Что вам с ним возиться…

Только сейчас я сообразил, что Петька держит на плече Кыса. Видимо, так и держал все время – пока ехали, пока шли, пока стояли там…

– Нет, – насупился Петька. – Пусть со мной.

– Ну, как знаешь… Кстати! – отец Венедикт пристально и с усмешкой глянул на меня: – Вас, кажется, озадачило родимое пятно этого оборотня. Да? Не бойтесь, это была его последняя дьявольская шутка. Косметика… – И отец Венедикт уронил из ладони что-то вроде дохлого мотылька. Мотылек упал рядом с наручниками.

Я с недоверием и брезгливостью поднял его. "Гусиная лапка" была вырезана из легкого бугристого пластика.

Не передать словами, какое я испытал облегчение. Хотелось тут же сесть на землю и зареветь, как мальчишка, которому грозили жутким наказанием, но неожиданно пожалели и простили. Не сел, не заревел. И не потому, что стеснялся Петьки, а потому, что… где-то в глубине души осталась вина…

Я стоял и машинально вертел "гусиную лапку" в пальцах.

Петьку передернуло:

– Брось ты это…

– Бросил… А ты тоже брось эту гадость. Нашел игрушку…

Петька, оказывается, поднял из травы наручники.

Он сказал смущенно:

– Я не могу. Видишь, прицепились нечаянно.

– Нечаянно! Балда…

Он, видите ли, сунул руку в кольцо, то и защелкнулось. Браслет был с автоматической регулировкой, плотно охватил тонкое запястье.

Петька покачал свободным браслетом на цепочке:

– Теперь не снять, пока не приедем к отцу Венедикту. Ключ-то у него…

– Олух! Как по городу пойдем?

– Подумаешь. Спрячу под курткой… А о чем ты хотел говорить?

Да, это было главное. То, от чего никуда не уйти.

– Сядем… вон там.

У кирпичной стены был широкий выступ, в полуметре от земли. Петька расстелил на нем куртку. Сел. Опустил с рук ненаглядного Кыса. Тот улегся ему на сандалии.

Я сел рядом.

– Петушок…

Он посмотрел с ожиданием новой беды:

– Что-то опять случилось, да?

– Да…

Я рассказал ему все о Конусе и катапульте.

Петька молчал, колупая на колене коросточку.

– Вот так, Петушок… Никуда нам от этого не спрятаться. Судьба.

Он съежился, прошептал:

– Почему она такая? Судьба… Почему не дает нам, чтобы вместе?

– Вернусь, и будем вместе. Тогда уже точно.

Петька сказал беспомощно:

– Я не думаю, что ты вернешься. И ты сам так не думаешь.

– С чего ты взял?! – старательно возмутился я.

– А вот взял… Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается…

– Глупости.

– Не глупости… Пит, возьми меня с собой.

– Ты что, сдурел?

– Я ведь уже не маленький…

– Не в этом дело. Катапульта – она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое – на обратный ход не хватит, оба останемся там…

– А если… что-то случится и ты останешься там один? Тогда я как?

– Не надо, Петух… Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на "Розалине"…