Сергей Вольф - Завтра утром, за чаем. Повесть

- Приглядись внимательно, что непонятно, спроси.

Я стал разглядывать работающий «Аргус», стараясь сообразить, где что и как он работает (машины сходного типа мы изучали в школе), и вдруг, совершенно неожиданно, ну, абсолютно внезапно, очень остро и по каким-то совершенно непонятным причинам почувствовал, что жутко влюблен в Натку Холодкову. Влюблен в нее - и все тут. Мне даже жарко стало, и волосы зашевелились на голове.

- Ну, как? Сообразил? - сказал толстяк, этот Рафа.

- Что? - спросил я. - А-а… да. Да, в общих чертах.

- Черт знает, что делается, - сказал Юра. - Сначала все идет идеально, а потом бред сивой кобылы.

Рафа объяснил мне, как ребенку, что в «Аргус» они вкладывают весь (точнее, почти весь) расчет нового микрокосмолета, который Лига признала идеальным, и одновременно предполагаемый вариант детали «эль-три», тогда машина выдает характеристику нагрузок и возможностей всего корабля. До того, как родилась моя, Рыжкинская, идея, все их варианты давали минус-эффект, и вот только теперь «Аргус-М» выдает сплошные плюсы, но… до определенного момента: дальше идет белиберда, сплошные минусы, в чем дело - неизвестно.

- Если, - сказал Рафа, - что-то с машиной, то ужасно смешно, что вначале выдается сплошной плюс-эффект, ведь все же показания неверны, все!

«Чего они тогда радуются? - подумал я. - Лучше бы домой меня отпустили, хомяк сидит некормленый». - И тут же снова вспомнил про Натку.

- А почему нужно ломать именно семнадцатую молекулу? - спросил у меня Юра. - Чует мое сердце, что здесь и зарыта собака. Ярусность-то до четырех меняется, но не во второй зоне.

- Во второй, - сказал я. - Да и вообще, если взять другую, не семнадцатую, машина бы с самого начала выдавала минус-эффект. Конечно, я не считал, но мне так кажется, и я…

- Уверен?

- Абсолютно. Но можно проверить.

Я взял мел и сделал расчет прямо у них на глазах.

- Да, - сказал Зинченко. - Все верно и гениально просто.

Рафа и Лысый согласились, и еще что непонятно, почему же потом все меняется, и вряд ли дело в «Аргусе-М», тогда бы он все выдавал неверно, с самого начала.

- Цветы! - вдруг заорал я так, что все вздрогнули. - Цветы! Кто их туда поставил? - И я бросился к «Аргусу-М» и подлез под него (он был высокий, на изящных ножках); за ним на окне стояли в банке с водой цветы. Рядом со мной оказался вдруг Юра, и я услышал голос Рафы:

- Это Юрины фантазии. Привез с Земли. А в чем дело?

- Бог ты мой, - сказал я, снова вылезая вместе с Юрой и с цветами из-под «Аргуса». - Вынесите их ненадолго отсюда!

- Не дам, - сказал Юра.

Рафа глядел на меня, вытаращив глаза.

- Да ненадолго, - сказал я Юре. - Ты не беспокойся.

Юра вышел, вернулся без цветов, и, пока я сидел и хохотал как ненормальный, все смотрели на меня так, будто меня укусила собака или я сам сейчас всех перекусаю. Потом я успокоился и сказал:

- Запустите программу снова.

Юра трясущимися руками вложил данные группы и мои данные и включил «Аргус». Все собрались возле окошечка итогов и стали внимательно следить за каждой новой строчкой выкладок.

- Вот тут, - зашептал Рафа. - Вот тут-то все и ломалось.

- А сейчас? - спросил я, когда появилась новая строчка.

- Ой, - сказал Рафа, крепко сжав мой локоть. - Ой!

Юра (я быстро поглядел на него) стоял бледный. Зинченко - спокойный, вообще без всякого выражения на лице.

- Ну, а сейчас? - спросил я, когда появилась новая строчка.

Рафа крякнул и шлепнул меня по попе - я покраснел.

- Рафа, - сказал Зинченко. - Аккуратней.

- Ох ты, щенок! - сказал Рафа, обнимая меня (а я старался вырваться; красный я был - ужас). - Ух ты, наше золотце!

- А сейчас - снова верно? - спросил я. - Совпадает?

- Мальчик - ты прелесть, - сказал Рафа. - Где ты раньше-то был?

И дальше, до самого конца все шло как по маслу.

- Уф-ф-ф! - сказал Рафа. - Слушай, Рыжкин, а что это было? А?!

- Да так, - сказал я. Я вдруг почувствовал, что жутко устал. - Ерунда, в общем-то. Цветы… Живая природа. Биология все-таки. Вот они и оказывают…

- А-а-а! - заорал Рафа, покатываясь со смеху. - Ой, держите меня!.. Биологическое влияние. «Аргус» хоть и «М», а все же «Аргус», ничего не поделаешь, параметры биополя машины меняются…

Теперь уже ржали все, после успокоились, Зинченко вытер слезы и сказал:

- Мы тут решили до твоего прихода, что если ошибка будет найдена, то на время окончания работ по «эль-три» ты станешь руководителем группы из шестнадцати человек. Шестнадцать взрослых мужчин в твоем подчинении! Только не зазнавайся, хотя случай этот в практике редчайший. А со школой мы договоримся. Рафа, вы с Землей связались, как они там?

- Они прибудут сорок восьмым рейсом через две минуты.

- А специалиста по пластмассам заполучили?

- Да, двоих.

- Правильно, что двоих. А то возни с перестройкой этой двухъярусной будет выше головы. Кстати, они должны быть полноправными членами группы Рыжкина, закажите им перед возвращением на землю постоянные пропуска.

- Будет сделано.

- Ну молодец.

Вскоре послышались голоса за дверью, в дверь постучали. «Да-да», - сказал Зинченко, и вошли четверо мужчин.

- Это наш герой, ребята, - сказал Зинченко. - А почему герой, вы сейчас узнаете, - сюрприз, мы вам специально ничего не передали на Землю.

Я молча каждому пожал руку, еще не понимая по-настоящему, в какую сумасшедшую жизнь я внезапно попал.

- А пластмассовики где? - спросил Зинченко.

- Идут за нами.

Дверь снова открылась, вошел какой-то сутулый дядька, а за ним… а за ним - мой папа.

Мы возвращались на Землю поздно вечером.

Странно, но я ни о чем не думал, только о хомяке, - что он, видно, сидит голодный у чужих людей; ни о Натке не думал (хотя вполне мог подумать - хомяк-то остался у нее, где же еще?), ни, даже, о папе - только о своем голодном хомяке.

Иногда я почему-то с внезапной дрожью вспоминал, что все сидящие в корабле люди, все, кроме Зинченко, - мои подчиненные (мои подчиненные!!!), но тут же забывал об этом.

Все сидели тихо, замотались, разговор внутри группы «эль-три» был жутко длинный, в основном он крутился вокруг пластмассы Дейча-Лядова, как ее, заразу, перестраивать, потому что, сказал Рафа (а Зинченко, соглашаясь, кивнул), полдела сделано: сам-то вид «эль-три» изображен, а размеры и кривые сосчитаны нашим миленьким, маленьким, симпатичненьким, скромненьким, в бесконечной степени архидубльнаигениальнейшим, родным, любимым и уважаемым всеми - школой, городком, Высшей Лигой, страной, планетой и - особенно! - семьёй, чудненьким нашим… младшим Рыжкиным - гениально верно. (Кто его, между прочим, просил вспоминать про семью - не знаю, мог бы и сам вполне сообразить что к чему.)

Когда папа вошел в комнату, где стояли «Аргусы», и его брови сделались уголками вверх, как крыши на старинных домиках (так он удивился, увидев меня на Аяксе «Ц», а я сразу все понял и тут же догадался, что он-то пока ничего еще не понимает, и прямо одеревенел, превратился в чурбашку), все стали называть свои фамилии и знакомиться с вновь прибывшими специалистами по пластмассе. И тут оказалось, что инженер Высшей Лиги, прибывший на Аякс «Ц» под паролем «Я - голубь» - Рыжкин, тоже Рыжкин, второй, кроме меня.