С. Гроув - Золотое снадобье

– Куда вы меня? Куда?..

Ее спутница тем временем наседала на клирика:

– Что такое? В чем дело?

Тот ответствовал совершенно спокойно:

– У вашей подруги лапена.

– Да о чем вы? Она всего лишь простужена! А тут еще жара…

– Посмотрим.

– Но куда ее увозят?

– В карантин.

– Но вы не можете просто так забрать ее в карантин! Там же другие будут! В самом деле заразные!..

Клирик кивнул:

– Мы и должны изолировать всех заразных.

Голос Откуды сделался пронзительным:

– Но у нее не может быть никакой лапены!

Несколько мгновений уполномоченный молча смотрел на нее.

– Вы так в этом уверены? Я наблюдал все симптомы. Она испытывает усталость и безразличие к жизни. Ее с трудом удается расшевелить.

– Какое безразличие к жизни? Ее всего лишь изнурила жара!

– У нее все симптомы, причем запущенные, – безапелляционным тоном проговорил клирик.

Золотые клювы уже покидали пристань, один вел лошадей, другой – женщину.

– А вы, значит, вместе с ней путешествовали? Осталось установить, нет ли и у вас признаков болезни…

Откуда, пораженная внезапным молчанием, лишь с ужасом смотрела на клирика. Потом разгладила юбки и выпрямилась во весь рост.

– Что ж, – сказала она. – Задавайте ваши вопросы. Вы сами убедитесь сейчас, что со мной все в высшей степени хорошо.

Святой отец задумчиво сощурил глаза.

– Итак, вы прибыли сегодня с Нового Запада? – вновь завел он предписанную его работой шарманку.

София молча, с широко раскрытыми глазами наблюдала за происходящим. Все случилось так быстро, что ей просто не верилось. Нигилизмийку увели прочь. Теперь ее поместят в карантин. Если там есть настоящие больные лапеной, Пристрастие наверняка заразится. Сердце отчаянно колотилось, внимание уплывало. Она чувствовала странную смесь облегчения, стыда и страха. Облегчения – оттого, что ее-то уж точно не уведут отсюда жуткие люди в золотых масках. Стыд из-за этого облегчения и страх: а вдруг все-таки… Нет! Ни в коем случае! Невозможно!

Клирик наконец кивнул Откуде, видимо удовлетворенный ее ответами.

– Все в порядке, – сказал он. – Вы можете выйти в город.

Женщина кивнула в ответ:

– Благодарю вас.

София видела, насколько глубоко потрясена была нигилизмийка. Не прибавив больше ни слова, женщина подобрала обе сумки, свою и подруги, и побрела в сторону арки.

Уполномоченный по заразе наконец обратил бесстрастный взор на Софию. Писец приготовился зафиксировать ее ответы.

– Вы прибыли сегодня с Нового Запада? – прозвучал первый вопрос.

– Да, – с вымученной улыбкой ответила София.

– Что вас сюда привело?

– Поиски родителей, – сказала она. – Они приехали сюда много лет назад. Я надеюсь отыскать их следы.

Клирик немного помолчал, потом эхом повторил услышанное:

– Надеетесь отыскать их следы?

– Да, на самом деле я здесь проездом в Гранаду. Там в нигилизмийском архиве лежит документ, написанный моей матерью.

Клирик задумался над услышанным, затем кивнул в сторону ящика:

– А это что такое?

– Кадки с саженцами.

Должно быть, здоровенный замок внушил уполномоченному определенные подозрения, но делать вид, будто ящик принадлежал ей, было невозможно. Вдруг ее попросят открыть коробку? Ключа-то нет!

– Зачем вы это привезли?

– По просьбе друга, – сказала София. – Это подарок человеку, которого я должна встретить в Севилье.

– Имя и адрес этого человека?

София открыла сумку и вытащила «Где купить карту…». Там был раздел, касавшийся Севильи. По возможности изображая спокойствие, девочка перелистнула страницы.

– Джильберто Херез, – сказала она клирику, найдя в книге нужное место. – Калле Абадес!

Уполномоченный снова помедлил. Затем быстро обратился по-кастильски к писцу, прилежно заносившему на бумагу ответы Софии. Тот что-то ответил. Последовал новый заученный вопрос:

– Вас в последнее время посещали какого-либо рода призраки или видения?

Сердце ухнуло вниз.

– Нет, – сказала София.

– Беретесь ли вы утверждать, что любите жизнь, дарованную вам Господом?

– Да.

– Желаете ли вы, чтобы эта жизнь прекратилась?

– Нет.

– Страдаете ли вы от уныния духа? Знаете ли кого-либо… – он чуть помедлил, – кого-либо, помимо путешественницы по имени… – он оглянулся на писца, тот заглянул в записи и подсказал, – по имени При-стра-стие… кто также страдал бы от уныния духа?

– Нет, – сказала София, – не знаю.

– Если вам доведется впасть в состояние, именуемое упадком или унынием духа, принимаете ли вы обязательство тотчас покинуть город, предаться уединению и умереть в одиночестве, дабы не заразить любящих жизнь?

Перспектива столь жуткой участи развернулась так неожиданно, что София даже заколебалась. Клирик пристально наблюдал за нею.

– Да, – сказала она. – Принимаю.

– Назовите свое имя и место жительства.

– Эфемера Тимс из Бостона, Новый Запад.

– Все в порядке. Можете выйти в город, – сказал клирик.

Писец свернул бумаги.

– Спасибо, – поблагодарила София.

– Вот только, – уже поворачиваясь, чтобы уходить, сказал священнослужитель, – боюсь, вам не удастся передать саженцы адресату. Джильберто Херез умер от лапены еще в прошлом году.

София даже не предполагала, что саженцы окажутся настолько увесистыми. По ровному месту катить груз не составляло большого труда, но стоило выбраться на мощеную улицу, и продвижение тотчас замедлилось. Камни были выпуклыми и неровными, ящик на каждом шагу кренился и застревал. Рюкзак Софии, притороченный к ящику, мотался туда-сюда и съезжал…

Пыльные апельсиновые деревья неподвижно стояли под убийственным солнцем. Приложив немалые труды, София все же добралась до главной площади – плазы, как здесь выражались. К синему небу перед ней возносился недостроенный Севильский собор – арки, башенки, остроконечные шпили… В книге Эспаррагосы говорилось, что строительство началось за много веков до Великого Разделения. Моровое поветрие вызвало всеобщий застой, соответственно, все работы заглохли. Незавершенный собор стоял одинокий и грустный, как несбывшаяся мечта.