Крис Ридделл - Юная леди Гот и призрак мышонка

В оставшееся время были заслушаны доклады членов клуба. Кингсли, прирождённый верхолаз, сделал сообщение о некоторых любопытных образчиках расписных труб, исследованных им в восточном крыле [6]. И желал бы, чтобы остальные члены клуба тоже полюбовались на них. Артур Халфорд, прирождённый механик, рассказал об усовершенствованных ремнях безопасности, которые им следует при этом надеть.

Руби, прирождённый повар, доложила, что у неё всё готово для полуночного пиршества на крыше, а Уильям добавил, что позаимствует у своего отца телескоп для того, чтобы они могли любоваться звёздами.

Ада отмалчивалась. Похоже, все члены клуба, кроме неё, обладали каким-то выраженным талантом.

– Что я могу?.. – сказала она наконец.

– У тебя потрясающее воображение, – ответила Эмили, сжимая ей руку. – Ты что-нибудь придумаешь, я уверена!

В одиннадцать часов Эмили положила деревянную ложку на стол-ящик, и все разошлись по кроватям.

– Когда следующее собрание? – спросила Ада, прощаясь с Уильямом и Эмили на лестнице.

– Как-нибудь на следующей неделе, – ответила Эмили.

– Но комнатная охота уже в субботу! Остаётся только три дня!

– Не беспокойся, мы обсудим расследование дела Мальзельо утром, за завтраком, – успокоила её Эмили.

Ада пожелала ей спокойной ночи и поплелась в свою комнату. Измаил следовал за ней, слабо мерцая в темноте.

Ночная рубашка уже лежала на пятнистом диване. Ада переоделась, сладко зевнула, забралась в свою кровать под восемью столбиками и задула свечу. Потом задёрнула полог и провалилась в сон.

– Ну и денёк, – вздохнул Измаил.

Ада села в кровати и уставилась в чернильную темноту спальни. Потом поняла, что́ её разбудило: хруст каретных колёс по гравию. Она зажгла свечу и на цыпочках пробежала к окну огромной спальни.

На дорожке перед ступенями великолепного портика Грянул-Гром-Холла стоял чёрный экипаж, запряжённый четвёркой чёрных лошадей с чёрными султанами на чёрной упряжи. Дверь экипажа медленно отворилась, и из него вышла дама. Она была облачена в чёрное платье с чёрным жакетом, которое дополняли чёрные туфли и перчатки, широкополая чёрная шляпа с густой вуалью (чёрной). В одной руке она несла чёрный матерчатый саквояж, украшенный узором из черепов, в другой – чёрный зонтик. Дама бесшумно взошла по ступеням – и Ада отпрянула от окна. Через мгновение, уже в кровати, она услышала отрывистое «тра-та-та»: дама стучала во входную дверь.

Колёса снова зашуршали по гравию, и карета скрылась в ночи (без помощи какого-либо кучера). Ада услышала, как под ней, внизу, раздался скрип открываемой двери и послышался хриплый голос Мальзельо, что-то спросивший.

– Мисс Борджиа из «Телепатического Агентства Гувернанток», – ответил ему другой голос, чистый, певучий и с лёгким иностранным акцентом.

– Проходите, – сухо ответил Мальзельо. – Покои гувернантки – под куполом. Лорд Гот не любит, чтобы его беспокоили.

– Я знаю, – мягко отозвалась мисс Борджиа. – Поэтому я и здесь. Агентство специализируется на воспитании беспокойных детей.

– Беспокойных – это точно… – пробурчал Мальзельо. – И пусть вас не вводят в заблуждение её громыхающие башмаки и хорошие манеры. Коварная она штучка, эта девчонка Гот!

Ада затрепетала.

Следующее, что она услышала, был бой дедушкиных часов на каминной полке. Они отсчитали девять часов.

Ада зевнула, потянулась и спрыгнула с кровати. В гардеробной её ждало четверговое одеяние – венецианское платье из тафты, оттоманская накидка с помпончиками и красная феска, украшенная кисточкой. Накинув всё это, она совсем уж собралась влезть в свои большие башмаки, – но вдруг остановилась.

Вместо этого она вернулась в свою огромную спальню, извлекла из-за пышной кровати спрятанные там чёрные тапочки и надела их.

Затем подошла к двери и выглянула наружу. Нигде не наблюдалось никаких следов Мальзельо или новой гувернантки. Ада выбралась из спальни и на цыпочках побежала по коридору, стараясь не шуметь.

Когда она добралась до малой галереи, Эмили и Уильям Брюквидж уже ждали её за якобинским буфетом.

– Колбаски из оленины с луковичной горчицей? – спросил Уильям. – Или, может быть, лосось, панированный овсянкой в клубничной подливке?

Произнося это, он поднимал одну за другой серебряные крышки над блюдами, причём лицо его попеременно приобретало то коричневый, то жёлтый, то клубничный оттенок.

– Яйцо всмятку и солдатики! – отрезала Ада.

– Великолепно! – подытожила Эмили, когда они закончили. – Кстати, это ведь Руби готовит нам тосты. Каждое утро она выбирает форму нового полка.

Уильям, весь в цветочек (потому что он сидел перед занавеской), опустил свой тост и указал куда-то за окно.

– Гляньте! Вон комнатный егерь идёт.

Ада и Эмили тоже повернулись к окну.

Мальзельо спешил куда-то по гравиевой дорожке.

– Что это, интересно, комнатный егерь делает в парке? – удивилась Эмили.

– Возможно, просто идёт в свою комнату, – ответила Ада. – Когда Мальзельо не на работе, он живёт в парке.

– Проследим за ним, – предложил Уильям.

Они быстро спустились по главной лестнице, повернули налево в восточное крыло, миновали египетскую гостиную, доколумбову гостиную и китайскую гостиную (где Чарльз Брюквидж корпел над своим изобретением), потом ещё несколько гостиных, установить национальную принадлежность которых не представлялось возможным, потому что мебель в них была закрыта чехлами, сколько Ада себя помнила, и наконец добрались до кухни.

В большой буфетной не покладая рук трудились буфетчицы: стирали пыль с банок солений, надписывали их и наполняли ящики свежим льдом, принесённым из нового ледника. Никто из них не оторвался от работы и даже не подал виду, что заметил, как Уильям, Эмили и Ада проскользнули мимо них.

В людской несколько грустных горничных раскладывали по местам деревянные ложки, сортируя их по размеру. Они тоже оказались слишком заняты, чтобы обратить внимание на проходивших детей.

Дальше, в главной кухне, миссис У'Бью, сидя в просторном кресле-качалке за широченным кухонным столом, яростно царапала что-то в огромной измятой книге, страницы которой были испещрены многочисленными примечаниями из засохшего теста. Лицо миссис У'Бью покраснело от злости и казалось крошечным, как у гнома, под огромным колпаком, а с пояса фартука (размером с хорошую скатерть) свешивались скалки, отбивалки, мутовки, ситечки всевозможных форм и размеров, которые при каждом движении кресла-качалки стукались и позвякивали.