Дорофея Ларичева - Зачарованный город

А ещё Кущина была готова очень на многое, лишь бы не уступить место дочке нашей классной руководительницы – извечной сопернице Вике Шелег.

Жизнь Вике испортила учительская солидарность. Ставя всем в пример дочку коллеги, они с первых классов вызвали к ней стойкую аллергию со стороны других отличников. Спасало Вику неумение долго злиться и полное отсутствие мстительности. Ко всем, за исключением старосты. Но после семи лет «недружбы» противоборствующие армии выбросили белые флаги и подписали акт о перемирии перед лицом новой, неведомой опасности.

В среду противостояние перешло в открытую форму. После уроков настала наша с Элькой очередь дежурить. Как ни в чём не бывало я отправился за водой, а когда возвращался с полным ведром, увидел Петьку, запирающего класс на ключ. Элькины вещи валялись в коридоре на полу.

У лестницы дежурила Кущина. Завидев меня, она не убежала, а лишь довольно выкрикнула:

– Слабо дверь выбить, Щука? Иди, освобождай свою Радиоактивную!

Поставив ведро, я бросился к Петьке, но тот швырнул ключ Наде за миг до того, как я его настиг. Бить Жукова смысла не имело. Догонять Кущину – тем более. Поэтому я возвратился к двери и постучал:

– Эля, ты здесь?

– Что, Эля? – зло фыркнули мне в ответ. – Из-за них мне теперь с родителями ссориться придётся.

– Эля, я схожу в учительскую. Оттуда позвоню Наталье Михайловне. У неё запасной ключ должен быть.

– Что, уже и дверь взломать нельзя? – разочаровалась Элька. Да, разозлили её как следует.

– Не стоит, поверь мне. Иначе мы виноваты окажемся.

– Звони, – обиженно согласилась Тихонова. – И вещи мои подбери. Вон валяются, отсюда вижу.

Как же, в скважину замочную подглядывает.

Я собрал рассыпавшиеся тетради в сумку и, закинув ту на плечо, потащился на второй этаж – жаловаться. Скажите, зачем держать в штате уборщиц, если кабинеты всё равно моют дети? Дежурство – это открытый способ поиздеваться над малышами, когда взрослых нет рядом. Меня пару раз так старшеклассники подлавливали, лупили просто так, деньги отбирали. Не сейчас, классе в пятом. И попадал не один я, многие из наших. Потом драчунов самих кто-то отлупил, и они присмирели.

До математички я дозвонился минут через пятнадцать. Странно, она уже успела доехать до дома и теперь мчалась обратно. Сказала: «Ждите!» – и бросила трубку. К сожалению, меня тогда это не насторожило. Не насторожили и злые восклицания Эльки из-за двери минут через десять. Ей-то в окно было видно школьное крыльцо…

Кущина успела нажаловаться первой. Теперь она поджидала классную руководительницу у школьной двери в слезах, с размазанной тушью на красивом личике и, сбиваясь на рыдания, нарассказывала про нас с Элей гадостей. Там же и вручила ей отобранные у «обидчиков» ключи. В каких фразах шел рассказ «жертвы», не знаю, но гнев Натальи Михайловны был страшен.

– Зачем вы издеваетесь над Надей? – на весь коридор заорала она, ещё поднимаясь по лестнице. В опустевшей после второй смены школе ей с готовностью отозвалось гулкое эхо. – Кто вам позволил? – продолжала она, подходя к кабинету и звеня ключами на массивном железном кольце.

– Кто издевался? – не понял я.

– Ладно, эта , ваша новенькая! – Классная не расслышала моего вопроса, распахнула дверь кабинета и за шкирку втолкнула меня внутрь. – Про её воспитание я ничего не знаю. Но ты, Щукин? Куда ты катишься? Обидеть девочку, да ещё умницу! Вам обоим до Надечки – как до луны!

Наталья Михайловна возвышалась надо мной стокилограммовой внушительной фигурой, грозно сверкая глазами. Было ясно – до Тихоновой ещё дойдёт дело. Я иду первым в её меню.

– Наталья Михайловна, она сама…

– Молчать! – рявкнула классная. А если она в гневе, дрожат колени даже у завучей. – Девятый класс! Уже взрослые, а такое вытворяете! Тряпкой меловой кидались, водой грязной облить пытались, оскорбляли!

Ах вот оно что! Даже Язва по сравнению с Кущиной – простушка. Светка, если закладывает, хоть правду говорит. Ну погоди у меня, Куща!

Далее минут на десять затянулась речь на тему: какой я плохой, лето на мне отразилось не лучшим образом. И если буду продолжать себя вести так же, ей придётся вызвать отца. Уже хорошо, что придётся когда-нибудь, а не сию секунду. Знала б ты, уважаемая классная, как обожаемая Надечка на твою дочу нападает, стала бы её защищать? Сомневаюсь.

Гнев математички переключился на Эльку, а я смог прийти в себя. Когда классная ругается, кажется, что жертву её ярости с головой окунули в прорубь и держат там, не давая набрать в лёгкие воздуха.

Тихоновой пришлось узнать, что попала она в примерный класс каким-то невероятным чудом, что она обязана благодарить бога за оказанную ей честь учиться с такими талантливыми и перспективными детьми, каждый из которых непременно принесёт огромную славу и пользу России. А она, неразумная, устраивает здесь чёрт-те что!

В отличие от меня (а меня до сих пор колотило от «воспитательной работы», горели уши и щёки), Эля слушала «правду» о себе совершенно спокойно. Даже кивала и поддакивала: «Конечно, неблагодарная!», «Да, я недостойна», «Согласна, у меня уголовные наклонности!». И так далее в том же духе.

К несчастью, классная была столь поглощена обвинительной речью, что пропустила главное – Кущину с мобильным телефоном. Оказывается, эта… (не желаю ругаться, поэтому просто скажу – очень нехорошая личность) всё время стояла под дверью и снимала экзекуцию на мобильник. Мне бы одёрнуть Наталью Михайловну, да я прозевал. А когда опомнился, метнулся к двери, по лестнице уже топотали каблуки старосты. А раньше я ею восхищался, Лёшке завидовал, что тот с ней сидит. Но теперь…

Через двадцать минут буря улеглась. Я молился, чтобы ни одному из нас не позвонили в этот миг родители. Не напомнили о своём существовании математичке. Пронесло. И Наталья Михайловна взяла с нас клятвенное обещание, что «такое хамское, недостойное поведение было в первый и последний раз», и заставила при ней вымыть класс и протереть парты. Дважды.

– Эль, не переживай, – ещё ощущая, как горят уши, принялся успокаивать я Тихонову. У той разве что дым из носа не валил, такая она была злая. – Куща однажды доиграется.

– Не однажды, а завтра. Увидишь.

– Эля, ты обещала… – начал я.

– Такое не прощают. В старой школе при военной части за подобное… – она многозначительно продемонстрировала мне кулак.

Мы шли по улице не прямой дорогой, а окольной, чтобы успокоиться. Не покажешься же родителям в таком виде. Элька комкала длинную ручку сумки, старалась наподдать туфлей малейший камушек или фантик, оказавшийся на тротуаре.

– Почему твой Валентин сегодня не с нами? Где бродит? – нашла она, к кому предъявить претензии.