Дорофея Ларичева - Чернокнижник [litres]

Александр, тренер по фехтованию в спортклубе

За годы изгнания я растерял веру в знаки, знамения и прочую чушь, так нежно обожаемую обывателями. Считаю – каждый волен управлять личным «сегодня» по собственному разумению. Как я, например, уже много-много-много лет. Столько не живут.

Я стал законченным реалистом. И это мне нравилось. Но в этот день послания судьбы крались за мной по пятам, караулили за каждым углом, дразня и подначивая. Я был слеп, глух и нем к их намекам.

Началось с того, что я психанул на тренировке с трудным клиентом, высказал все, что о нем думаю, в ответ на его претензии. За что он меня обозвал «ядовитой шпагой». Так меня звали больше столетия назад не под этим небом. После «посчастливилось» нарваться на гнев склочного шефа, аж призрачные иглы в сердце заныли. Коллеги хотели вызвать «скорую», не дал.

«Бросаю работу», – решил я. Полгода обвыкался на новом месте, изучал обстановку и людей, создавал легенду. Надо на себя поработать, «внезапно» получить наследство, открыть собственную школу фехтования. Лет пятьдесят мечтаю, все никак. Хоть в этой жизни оторвусь. Уже помещение присмотрел, продумал, кого найму помощниками.

Чтобы успокоиться, я отправился бродить по городу, любоваться сиянием шпилей Петропавловки на фоне чернично-синих туч. Люблю я Питер. Особенно в преддверии непогоды. Всегда возвращаюсь сюда и задерживаюсь. С закрытыми глазами готов экскурсии водить по прежним жизням. Только слушателей нет.

Короткое северное лето радовало редким солнышком, кутало небо в застиранную старушечью шаль облаков, пробирало простудными ветрами. Я улыбнулся, снял с шеи шарф, с удовольствием затолкал в карман ветровки, вдохнул сырой воздух. Будет ливень. Не сейчас, часам к девяти. Успею погулять, посетить пару книжных, выбрать себе интеллектуальную жвачку на несколько вечеров.

Белые туристические катера живенько сновали по черной поверхности Невы. То тут, то там сияли вспышки фотоаппаратов, ловя волшебную при таком освещении красоту города, когда серые камни набережной кажутся живыми, дышащими, когда, ступая на мост, начинаешь сомневаться: а не мираж ли другой берег? Дойдешь ли до него прежним? Расстояния удлиняются, памятники хитро подмигивают, львы и сфинксы лениво потягиваются, переминаются с лапы на лапу.

Очередная вспышка заставила меня зажмуриться. На скольких таких снимках осталось мое лицо? Человек из толпы, случайный прохожий, вечный странник? Но, похоже, я замечтался. И нос к носу столкнулся с Тимкой, моим старым… бывшим старым другом. Оба остолбенели. Я – от готовности поверить в кричавшие с утра знаки. Он – от неожиданности.

– Простите. – Тимур очнулся первым, не дал мне слинять подобру-поздорову. – Вы случаем не внук Романа Розанова?

– Обознался, дед, – буркнул я как можно грубее и заторопился прочь, не оглядываясь.

Терпеть не могу, когда в мое новенькое, еще не побитое на жизненных поворотах настоящее вторгается похороненное и оплаканное прошлое. А Тимур был одним из тех людей, о потере которых я искренне сожалел. И открылся бы, если бы не иглы в сердце и собственный кодекс правил. Нарушить их равносильно признанию наличия над собой грозной тетки-судьбы. Не стоит мной командовать, цеплять привязанности. Я не собачонка, а свободный человек.

Я не досидел отведенного самому себе срока в солнечной Испании, ввязался в рискованное дело. И получил взрыв и разгром в офисе, полицию и Интерпол на хвосте, блокировку нескольких банковских счетов. Поэтому спешно инсценировал собственную кончину, собрал чемоданы, осчастливил тогдашнюю подружку-однодневку домом на побережье и сбежал сюда, под мрачное небо, в город, в котором был когда-то счастлив.

Двухчасовой прогулки хватило, чтобы привести мысли в порядок, пересмотреть планы на жизнь. Я добрался до квартиры, выслушал на автоответчике сообщение из спортзала. Не дождутся. Завтра пишу заявление и ухожу в вольное плавание.

Стоило включить компьютер, в дверь позвонили. Я вновь проморгал знак судьбы, пошел открывать. На пороге стояла симпатичная девчонка лет двадцати, большеглазая, улыбчивая, черноволосая, с короткой стрижкой, худенькая. Она часто мелькала в толпе болельщиц, пока я обучал мальцов из исторического клуба держать в руках шпагу, следила за мной, но приблизиться и познакомиться не решалась, смешно злилась, когда я флиртовал с другими. В пору было гадать, когда она перейдет к активным действиям. Дождался.

– Эй, Гвардеец, так и будешь в пустоту пялиться? – Гостья помахала рукой перед моими глазами. – Неспортивными препаратами балуешься?

– Нет, задумался, – посторонился, пропуская ее в квартиру. – Я временно прекращаю тренировки. Надо предупредить твоих приятелей.

– О них и речь. Точнее, о Максиме – моем брате. Он у тебя занимается, – заявила девушка, вручила мне зонтик и куртку. – Разговор долгий. Его хорошо вести под чашку кофе.

Я усмехнулся, галантно поклонился и проводил гостью в комнату.

– Я Ангелина, – представилась она. – Лина.

Я отвесил еще один шутливый поклон и удалился на кухню, чтобы через пару минут примчаться на ее бодрые вопли:

– На, гад! Получи свинца!

Очаровательная гостья с ангельским именем оккупировала компьютер, запустила игрушку и немилосердно мочила монстров. Так, подозреваю, для разговора кофе маловато. Я набрал номер доставки и заказал пиццу. Все равно повар из меня, как меценат из Дарта Вейдера.

Кофе я у себя не держал, зато чай заварил на славу. Поставил перед Линой дымящуюся фарфоровую чашку, присел рядом.

– Прости, что хозяйничаю, – смутилась она. – Я про эту игрушку только читала. Не удержалась.

– Рассказывай, – потребовал я, отключив монитор.

Она сверкнула черными огромными глазищами и призналась:

– Мне больше не к кому идти. Знаю, Максимка тебе доверяет, ты для него авторитет. Только и слышу: «Гвардеец то, Гвардеец се!»

– Что случилось? – подозревая неладное, спросил я.

– Он учебу забросил, заигрался и вообще…

– Конкретней, – прервал я охи-вздохи.

– Если Максимка не сдаст начерталку, вылетит из университета. Или переведется на менеджмент, как и я после экзамена у Казака. Это не его, поверь.

– Я тут при чем?

Помнится, гостья приходила на тренировки в компании этого самого Казака – Васи Казаченко, молоденького преподавателя, заодно большого любителя истории и кандидата в мастера спорта по фехтованию.

– Придумай что-нибудь. Тебя и Казак слушает. Он же в твоем клане? Может, он глаза и уши закроет на время пересдачи, уедет куда-нибудь или на больничный уйдет. Тогда экзамен у Максимки примет профессор Поляков, он не такой въедливый.