Дорофея Ларичева - Чернокнижник [litres]

– Что милая леди пожелает? Авбаральские овощи, запеченные в медовом сиропе, или нежное мясо сильвельских змей. А может… – напевно поинтересовался он.

Я выслушала меню и уточнила:

– Если случится расстройство желудка от съеденного, врач меня откачает?

Гвардеец хмыкнул. Повар и не подумал обижаться.

– А-а, девушка не из местных, не встречала саффу. – Он понятливо покачал головой. – Привыкнет.

Вслед за зеленым поваром явился наш похититель Карло.

– Верни девочку домой, – потребовал от него чернокнижник. – Это не ее война.

– Обойдешься. Кто еще в здравом уме согласится стать спутником предателя и клятвопреступника?

– А вот с этого момента поподробней, – не выдержала я. – Во что вы меня втягиваете?

Старик довольно оскалился, демонстрируя прекрасную работу местных стоматологов. Но Гвардеец все испортил, схватил деда за камзол, рыкнул в лицо:

– Она не знает меня! Пойдет следом, погибнет. Как и ты. Зачем я тебе понадобился, Карло?

– Она влюблена в тебя, потому примет любым, – нисколько не заботясь о моей реакции, возразил дед.

Ах ты, недоросль трухлявый, сморчок гнилой! Если и была влюблена в собственноручно нарисованную картинку, сейчас от этой любви осталась шелуха лущеных семечек. Мне братишкин клуб исторических реконструкторов что шел, что ехал, что с горки спускался. Три месяца вокруг Гвардейца вытанцовывала, на сборища таскалась, лишь бы его внимание на себя обратить, при этом обмирала от страха – вдруг действительно обратит. И что тогда? Погодите, я вам устрою как-нибудь, когда вы… Ну да, устрою. Один – канцлер, другой – герцог. Пикнуть не успею, нашинкуют мечами на шаурму.

– Я однажды проиграл. – Гвардеец пропустил слова о моих чувствах мимо ушей.

– Тогда с тобой не было меня, – возразил старикан.

– Боже, во что я ввязываюсь! – Герцог дважды хлопнул себя ладонью по лбу.

– У тебя нет выхода, мой дорогой некромант, – просто ответил старик. – Советую рассказать девушке о своих похождениях. Не сразу, по частям. Не пристало ей падать в обморок при виде колдовства муженька.

Вот вляпалась! Жаловаться не на кого, сама дура. Оказывается, мой вынужденный супруг – местный злой гений, несостоявшийся черный властелин и доктор-зло в одном флаконе. «Прорвемся, Лина», – сказала я себе.

По приказу «Папы Карло» (или «Дона Карлеоне», я еще для себя не решила) явился портной, снял с меня мерки. Гвардеец наблюдал за нами с задумчивой физиономией. Кстати, надо решить, как его называть. Местное имя гения фехтования я без шпаргалки не запомню. И не надо, он все равно шифроваться собрался. Имя Саша ему категорически не идет.

Я немедленно высказала свои соображения вслух, чем рассмешила спутника.

– Конечно, не идет. Как и большинство земных имен. Не звучат они на этом языке.

– Как? На каком тогда…

А говорим-то мы не по-русски и не по-английски! Тарабарские слова чужой речи сами приходили в мою бедную, ошалевшую от чудес голову. Жуть, я даже думала на незнакомом языке!

– Объясни, Гвардеец, – потребовала я, успокаиваясь. Вот бы так языки в универе учить! Раз – и «speak English» с зачетом и экзаменом в конце семестра!

– Телепортационная бусина, уроненная на пол Карло, – напомнил он. – Она наделяет путешественников знанием местных языков. Всех. Слова, которые сразу не переводятся в твоем сознании, станут понятны со временем. Бусину изобрели не здесь, а в мире Аффа, в замечательном государстве Ирь. Садись. – Он постучал по кровати, подминая край балдахина. – Я расскажу начало страшной сказки. Не думаю, что после нее тебе захочется мне помогать.

Раз я влипла по-настоящему, буду разбираться в ситуации. В первую очередь в прошлом моего «муженька» и его мира. Я устроилась рядом, поджала ноги по-турецки, прикрыла глаза. Я всегда так делала, чтобы лучше представлять происходящее. Поэтому аудиокниги для меня табу. Либо забреду не туда, либо въеду в столб.

– Итак, – начал виновник моих приключений. – Родился я в семье герцога Дариона Желлеса иль’Харса и был четвертым ребенком, самым младшим. Такому ни титул, ни богатства не достанутся. Все на что я мог рассчитывать – успешная военная служба либо удачная женитьба.

Едва научился ходить и держать в руках деревянный меч, отец приставил ко мне учителей и благополучно забыл. Мать интересовали балы, отца – интриги, братья в ту пору заглядывались на девушек, так что рос я сам по себе.

В девять лет во мне проснулся магический дар, по словам экзаменаторов, весьма посредственный. Но отец все равно пристроил меня в самую престижную школу. Едва пришло сообщение из мира Фардия, государства Ирь об обмене учениками, а на самом деле заложниками из благородных семей – гарантами ненападения, глава магов земли мэтр Панайд с удовольствием включил меня в списки.

Я ждала продолжения, но этот авторитет местного разлива только хмурился, а потом вовсе махнул рукой и вышел вон, хлопнув тяжелой дверью.

С видом знатока-искусствоведа я побродила по комнате, изучила резьбу на двери, на спинках массивных стульев и на краю столешницы, золотое шитье на шторах, выглянула в заснеженный внутренний двор – пустой и неприглядный – и поняла, что плачу. Да за что мне такое? Если не брать в расчет мой первый и единственный опыт любовных отношений, впервые в жизни парень понравился по-настоящему, а он оказался ссыльным уголовником из параллельной реальности.

И где я теперь? Вокруг хмурый феодализм, процветают пытки, публичные казни, а в замке у местного престарелого вельможи вместо нормальных слуг вообще не пойми кто. Я участь жены декабриста не выбирала, я домой хочу! К маме с папой, к брату-бездельнику, заигравшемуся в гардемарина, в университет, в фирму, в которой я подрабатываю секретарем. Там свое, родное-э-э…

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть тебя домой. – Горячая ладонь легла на затылок.

Я дернулась, но не отстранилась, наоборот, замерла, боясь лишиться хоть какой-то поддержки.

– А не рассказываю все потому, что жду, пока меня расколдуют. Прости.

– На заколдованного принца ты не тянешь. Не принцесска ли ты? – Я с трудом удерживалась, чтобы не разреветься в голос.

– Я и герцогом-то случайно стал. – Он убрал руку, но остался рядом. – А не рассказываю всего потому, что у самого от воспоминаний – караул! Первое время в вашем мире вообще о себе ничего не помнил. Очнулся в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году в аргентинской деревеньке на границе с Бразилией, искалеченный, обессиленный. Пять лет прислуживал в доме у местного доктора, пытался разобраться в себе, понять – отчего так тошно.

Он сделал паузу, грустно посмотрел в серое небо. Зря стараешься, жалость – ресурс ценный, расходовать его нужно с умом. Следует выяснить, что за фрукт о тяжелой жизни лапшу на уши вешает.