Эдуард Веркин - Краткая История Тьмы

Последнее Моховиков произнес с восторгом.

— Кошка исчезла! А между тем она не могла исчезнуть! Квартира была закрыта! Я тут же кинулся кошку искать. Звал, консервы открыл, молока пакет. А ее не было! Мускат исчез!

— Может, она в диване сидела, — предположил Зимин. — Знаете, кошки ведь очень пронырливы, могут куда угодно пролезть.

— Я диван проверял, — заверил Моховиков. — Я каждую щель проверил. Под ванной, в туалете, на балконе, в кладовке. Всё–всё проверил — не было ее. Не было!

— Это, безусловно, чрезвычайно интересно, — Зимин попробовал быть вежливым. — Исчезновение кошки — фантастическое событие. Буквально прохождение Венеры через солнечный диск. Нашествие помидоров–убийц. Падение Тунгусского метеорита.

— Виктор, почему вы не понимаете? — спросил Моховиков. — Это же элементарно! Кошка исчезла из закрытой комнаты! А потом она появилась. Ночью! Раз — и появилась!

— В форточку залезла, — предположил Зимин.

— Я на четырнадцатом этаже живу!

— Кошки — ловкие твари, — возразил Зимин. — Мало ли куда они могут залезть? У них мозг ведь с горошину. Я видел, как однажды кошка залезла в банку из под сгущенки. Конечно, это была не самая большая кошка, но тем не менее.

— Но форточка была закрыта!

Зимин почувствовал, что устал окончательно.

— Все, как вы описывали в «Темной материи»! — воскликнул Моховиков. — Понимаете, моя кошка умела находить иные пути!

Слово «иные» Моховиков произнес мистическим голосом.

— Я как это понял, так сразу эксперимент провел.

Зимин представил этот эксперимент. Моховиков берет свою кошку–кота, запаивает ее в железную банку средних размеров, после чего бросает в пучину. А через неделю эта необычная кошка обнаруживается у него на кухне.

— Я отвез ее за три тысячи километров на самолете и выпустил в лесу, — сообщил Моховиков. — И буквально через два дня она снова была дома!

— Обратитесь в «Светлую силу», — устало посоветовал Зимин, — там любят такие истории. Типа кошки управляют хозяевами посредством токсоплазмоза! Про вас снимут фильм, возможно, даже деньги заплатят. У вас токсоплазмоз в какой стадии?

— Это ведь доказывает! — не услышал Моховиков.

— Ничего это не доказывает, — оборвал Зимин. — Это все? Вы мне хотели рассказать про кошку, которая ходила сама по себе?

— Нет, не все. Я просто хотел спросить — а как вы поняли? Как вы догадались?

Зимин промолчал.

— Вы ведь поняли, в этом у меня никаких сомнений, — продолжал бормотать человек. — Вы поняли — и написали в ваших книгах. Там ведь все правда, я знаю, правда… Только мне непонятно, зачем вы убили Парцифаля?

— Он мне надоел, — грубо ответил Зимин. — Вот, примерно, как вы. Он надоел мне — и я его убил. Замочил. Сбросил с моста! Похоронил во льдах. Я — автор! Я! Я могу делать со своими персонажами все, что мне захочется! Убивать, воскрешать, женить, на Луну отправлять. ВСЁ, ЧТО ЗАХОЧЕТСЯ! Они мои!

Зимин вытянул руку ладонью вверх, затем резко сжал кулак

— Вот так! Всё, надеюсь?! Я удовлетворил ваше любопытство?

— Нет…

— Вам что, еще что то надо?! Рассказать что нибудь? Вас наверное, интересует мой творческий метод — о! — он всех интересует!

— Да, конечно… Не очень интересует… Просто я не по нимаю, как вы могли не почувствовать…

Моховиков огляделся.

— Это ведь все знают.

— Кто все знают? Что все знают?

— Он жив, — улыбнулся Моховиков. — Вы его убили, а он жив.

Зимин почувствовал на спине неприятный холод. Он никогда раньше не встречался с настоящим психом. То есть с клиническим, обычных ненормальных вокруг было море, и они Зимина не очень пугали, а вот с настоящим… Он думал, что это ординарный зануда, неудачник, обчитавшийся фантастикой и решивший, что в ней есть хоть слово правды. Таких много. Собственно, они и есть основные читатели, их надо любить, и он, Зимин, их любит и терпит… А этот оказался настоящим.

— Его не я вообще то убил, — сказал Зимин.

— Как же, — Моховиков мелко кивнул. — Вы. Вы и убили.

— Его Кретьен де Труа убил. Слыхали про такого?

— Кретьен… де…

— Труа, — закончил Зимин. — Другой деятель культуры. Впрочем, это неважно.

Как там? Зимин вспоминал. Психов, кажется, лучше не злить, во всем с ним соглашаться, говорить спокойно, рассудительно, не провоцировать. А то у психа портфель, а в портфеле помимо зонтика непонятно что. Граната. Обрез. Такой коротенький двуствольный обрез, калибра этак шестнадцатого, патроны с позеленевшими латунными гильзами, сейчас он выхватит этот обрез…

Или топорик. Это еще удобнее, бесшумно и эффективно, раз–два, покатилась голова, и все в русских традициях.

— Вы убили.

А пошел он, вдруг подумал Зимин. Почему все время терпеть? Психов и то терпеть приходится, что за жизнь такая бесконечно тоскливая? Зимин разозлился.

— Вы дурак?! — резко спросил он. — Вы дурак, или кто? Я не хочу с вами общаться, а вы меня преследуете! Значит, дурак.

— Нет, я не дурак, просто…

— Просто у меня на лбу короста, — ответил Зимин.

— Просто меня зовут Кокосов, — тихо сказал Моховиков.

— Прекрасно! — Зимин хлопнул в ладоши. — Вы то Моховиков, то Кокосов. Кокосов–Моховиков! А?

— Все правильно, — кивнул Моховиков. — Я Моховиков, но у моей мамы фамилия Кокосова, так что я…

— У моей мама фамилия Романова! — перебил Зимин. — Мне что теперь, претендовать на российский престол?!

— Нет, конечно… То есть как хотите… Я хотел сказать, что вот вся эта история, она произошла со мной! Так вот… — выдохнул Моховиков–Кокосов.

Зимин не останавливался — нечего подкармливать психа, он, Зимин, гуляет вокруг дома, а какой то псих тащится за ним, ну и что? Мало ли на свете психов? Каждый четвертый, если не больше.

— Эта история произошла со мной, — повторил Моховиков.

Зимин шагал. Мечтал об одном — чтобы этот Моховиков запнулся и упал, растянувшись в луже на асфальте. А он бы тогда побежал. А что? Пробежался бы немного, подальше от психа, подальше… В Калининград! В замок! В подземелья! Никакого электричества! Никаких Моховиковых! Никаких Кокосовых!

— Да погодите же вы! — Моховиков догнал.

Зимин подумал, что сейчас Моховиков схватит его за рукав, но тот воздержался. Просто перегородил дорогу. Собой.

— Я — Кокосов Евгений Валентинович…

— Эсквайр? — уточнил Зимин.

— Что?!!

— Ничего. Вы головой в детстве часто ударялись?

— В меру… Я любил на мопеде…

— Что вам нужно? — раздельно и с крайней степенью недоброжелательности в голосе произнес Зимин. — У меня дела, я тороплюсь, а вы меня отвлекаете. У вас что то серьезное?

— Да, конечно. Всего несколько минут, и я уйду. Честно! Я не сумасшедший, поверьте, просто мне надо кое что выяснить…

— Хорошо, — терпеливо, но по–прежнему недоброжелательно сказал Зимин. — Хорошо, я вас слушаю. Хотя если честно, мне не очень нравится беседовать под дождем.