Эдуард Веркин - Большая книга ужасов – 55 (сборник)

Стая повизгивала, волки переминались с лапы на лапу, изредка тявкали, подвывали. Вовка чувствовал их голод, их беспокойство и неуверенность. Но они подчинились ему, даже приволокли свою добычу. Вовка принюхался. Человек, лежащий в снегу, был еще жив, от него остро и притягательно пахло теплой кровью, он был сильно поранен, возможно, без сознания, но жив! И Вовка узнал его – это был пропавший дурачок Леша.

А где остальные? Где отец и его друзья?

Словно в ответ на его мысленный вопрос, между ветками замелькали огни, и послышался шум шагов, голоса.

Вовка резко рявкнул, велел стае уходить. Волки поднялись и исчезли, бесшумно, как призраки.

Теперь надо торопиться! Вовка соскочил с пня и легко, не разбегаясь, прыгнул, перекувыркнувшись в воздухе. В голове вспыхнули искры, пронеслась, кружась, поляна, и пень, и рукоятка ножа, мир встал с ног на голову и обратно.

Вовка сидел голым задом в снегу и ошарашенно оглядывался.

Мишка подполз на четвереньках, шепнул:

– Нож!

Вовка вскочил, вытащил нож из пня, сунул в ножны. Мишка бросил ему джинсы, а сам склонился над неподвижным телом Леши.

Мишка едва успел натянуть штаны, как на поляне появились люди.

Свет фонаря ударил по глазам. Вовка зажмурился.

– Здесь! – радостно заорал человек. – Сюда! Я их нашел!

Со всех сторон послышались возгласы. К Вовке подбежал отец, схватил за плечи, встряхнул:

– Жив?! Ну слава богу! А Мишка, Мишка где?

– Да здесь, – устало ответил Вовка, показывая на друга. – Леша ранен, кажется, – добавил он.

Их окружили товарищи отца и… ухмыляющийся Григорьев со своими парнями. Вовка чуть не задохнулся от гнева. Григорьев, не отрывая от него взгляда, медленно перезаряжал ружье.

– Я же говорил, найдутся, – небрежно бросил он.

Вовка открыл было рот, чтоб крикнуть: «Это все он!» – но удержался. Григорьев многозначительно похлопал по прикладу ладонью. Его сын и племянник тоже были с оружием.

«Неужели выстрелит? – в отчаянии думал Вовка. – Если я сейчас заговорю, то эти трое положат нас всех…»

Он молчал, глядя на Григорьева, а в это время до Вовкиного отца дошло наконец, что сын стоит босиком на снегу в одних джинсах.

– А почему ты голый? – удивился отец.

Вовка очухался и почувствовал, как начинает замерзать.

– Так мы это, Лешу укрывали, – нашелся он.

– А ботинки? – недоумевал отец.

– Случайно сбросил, некогда было… – Вовка понимал, его ответ звучит нелепо, но отец уже не слушал, он вместе с остальными склонился над Лешей.

– Кто же его так?

– Как он жив-то еще!

– Так, мужики, давайте его на руки и в поселок!

– Вовка, оденься немедленно! – приказал отец.

Мишка, сделав страшные глаза, протянул Вовке свитер и куртку. От футболки остались одни лохмотья. Вовка сунул босые ноги в ботинки. Оделся, колючий свитер царапал кожу.

«Ну да ладно, сейчас не до того. А вот как быть с Григорьевым? Откуда он взялся? Ишь, смотрит нагло, как будто ничего не произошло. Распоряжается».

Невозмутимый Григорьев приказал парням, они привязали к лыжным палкам его тулуп, получились носилки. На них осторожно переложили Лешу. «Ты посмотри, какой заботливый!» – подумал Вовка.

Отец снял куртку, прикрыл Лешу.

– Давайте быстрее! – скомандовал.

– А я лыжи потерял, – признался Мишка.

– Не твои ли? – насмешливо спросил Григорьев. Один из парней бросил перед Мишкой его лыжи, точнее, это были Вовкины лыжи, поскольку Вовка-то бегал на дедовых.

Мишка испуганно покосился на него, но промолчал, вопросительно взглянул на Вовку, тот приложил палец к губам.

Двинулись вереницей к поселку. Впереди Григорьев, за ним его парни и Вовкин отец с другом тащили импровизированные носилки, а дальше Вовка, Мишка и остальные.

Ветер стих, снег валил крупными хлопьями, оседая на деревьях, людях и земле. Шли быстро, молча, берегли дыхание и силы.

У лесопилки их встречала толпа народа во главе с Вовкиной матерью.

Женщины бросились вперед. Завидев носилки, запричитали старухи. Григорьев прикрикнул грозно, толпа расступилась. Лешу понесли дальше, к домам. Погрузили в отцовскую машину. Отец сел за руль, с ним поехали еще двое.

Григорьев даже сказал что-то напутственное. «Он что, издевается?» – подумал Вовка.

– Веселый Новый год, – оскалился Григорьев и подмигнул Вовке.

А потом повернулся к возбужденным старухам.

– Все, бабоньки, концерт окончен, расходитесь по домам, – распорядился почти весело. – Всех с наступающим!

Жители, опустив головы, стали расходиться.

Григорьев повернулся к Вовке.

– Мое предложение остается в силе, – сказал негромко, но в голосе звучала угроза.

И ушел, следом вразвалку шагали сын с племянником.

Вовка и Мишка растерянно смотрели им вслед.

Дома мать, осмотрев экипировку Вовки, попыталась выяснить, где его футболка, почему он без носков и куда подевались шапка и перчатки. Вовка мямлил что-то невразумительное. Мишка изо всех сил поддакивал. Получилось неубедительно.

А между тем стрелки настенных ходиков неумолимо приближались к двенадцати. Скоро полночь, Новый год!

Посреди комнаты красовался накрытый стол, но никто не торопился за него садиться. Ждали возвращения мужчин.

Вовка и Миша забились в самый темный угол и тихонько обсуждали произошедшее. Их возмутил Григорьев. Теперь Вовка не сомневался в том, что Григорьев и его парни – оборотни, да и глупо было сомневаться, если сам он совсем недавно восседал на пне и завывал с волками.

Тут надо было подумать. И крепко подумать.

Например, откуда у самого Вовки такая способность – оборачиваться волком? Нож волшебный? Но это уж как-то слишком…

Мишка доказывал, что с Вовкиным дедом дело нечисто, мол, он и был тут самым главным, а после его смерти стая от рук отбилась, то есть одичала, волки на людей бросаются.

А Вовка, стало быть, наследник – княжеских кровей, то есть, точнее, волчьих, конечно. Не зря его Леша Волчьим Пастырем называл. За то, видимо, и поплатился.

– Да почему поплатился? – недоумевал Вовка. – Кому он мог помешать?

– Да Григорьеву же! – доказывал Мишка. – Помнишь, как он нас на дороге встретил? Хозяином тебя назвал! Потому что нож у тебя!

– Ну и что, у него тоже нож есть, и он сам стаю водит, – не соглашался Вовка. – Нет, тут что-то не то…

– Не то! Ты же конкурент! Не понимаешь, что ли? Стая тебя послушала! Григорьев это сразу понял! Как только ты появился, волки перестали ему подчиняться. Вот он и решил Лешу убрать, чтоб тот не болтал. Лешу убрал бы, ты бы уехал, и все шито-крыто. Никто ничего не знает.

– Выходит, Григорьев сам себе навредил, – гнул свою линию Вовка, – если бы он Лешу не тронул, то и мы ничего не узнали бы.

– Чего теперь гадать, если бы да кабы… – насмешливо протянул Мишка. – Ты лучше подумай, что нам теперь делать?