Юрий Томин - А,Б,В,Г,Д и другие

– Ты, папаша, извини... – сказал тракторист.

– За что же?! – воскликнул Алексей Палыч. – Наоборот, мы вам очень благодарны.

Ассистент снова подмигнул и засмеялся. Но по роли слов ему, очевидно, отпущено было немного. Да и вообще присутствовал он не для дела, а для моральной поддержки.

– Спать ложитесь? – спросил тракторист.

– Да, собираемся.

– Ну, понятно, – согласился тракторист. – Вам, батя, конечно, отдохнуть не без пользы. А вы тоже спать будете? – поинтересовался он у Лжедмитриевны.

– Разумеется, – сказала Лжедмитриевна.

– Разумеется... – повторил ассистент и засмеялся.

– Восьмой час всего... – сказал тракторист. – Куры еще не ложились. В клубе кино уже идет, а потом танцы... Пойдемте в клуб, мы вас бесплатно проведем.

– Ну зачем же бесплатно... – сказал Алексей Палыч. – Мы в состоянии... Но дело в том, что...

– Мы вас приглашаем, – уже более настойчиво сказал тракторист. Вы у нас вроде гостей. Неудобно все-таки...

Поначалу Алексей Палыч не сообразил, что неудобно – неудобно хозяевам не пригласить или неудобно гостям отказываться? Со свойственной ему деликатностью он воспринял прямой смысл слов, а не маскировку истины. Истина же заключалась в том, что атака велась не на него, а на Лжедмитриевну.

– Спасибо, – сказал Алексей Палыч, – но, знаете, мы не можем оставлять детей без присмотра.

– Это верно, – согласился тракторист. – Ладно, ты оставайся, папаша. А девушку отпусти. Отпустишь?

– Да я... – сказал Алексей Палыч. – Я собственно... Я ей не хозяин. Это уж как она сама...

– Тогда пойдемте, – обратился тракторист к Лжедмитриевне.

– Куда? – спросила Лжедмитриевна.

– На танцы. Да вы не бойтесь. У нас и диски есть и записи на уровне.

– А зачем?

– Что зачем?

– Танцевать.

К такому вопросу рядовой тракторист нашей планеты был неподготовлен.

– Не понял.

– Я спрашиваю: зачем вообще танцевать? Вот вы, например, зачем танцуете?

– Во дает! – сказал ассистент.

– Странный вопрос... – сказал тракторист, но задумался. – Для веселья. Все так делают. У нас даже старухи танцуют. У них, правда, свои танцы... А вы что, не танцуете?

– Нет, – честно призналась Лжедмитриевна. – Но вы не ответили на вопрос. Вы приглашаете меня на танцы. Какой в этом смысл? Что изменится от того, что мы будем двигаться под музыку вдвоем?

– Двигаться! – с восторгом сказал ассистент.

Тракторист был слегка ошарашен. Конечно, он прекрасно знал, что может выйти из того, когда двое "двигаются" под музыку, да еще не один вечер, да еще если с такой симпатичной девочкой, как эта. В свои двадцать три года, отслужив в армии, кое-что повидав, он встречал еще и не таких шизиков. Но его смутила серьезность Лжедмитриевны. В словах ее не чувствовалось скрытой насмешки, она, кажется, и в самом деле хотела узнать.

– Ты учительница? – спросил тракторист.

– Нет.

Алексей Палыч не понял, продолжает ли Лжедмитриевна какой-то свой эксперимент, или ей на самом деле захотелось выяснить смысл танцевального обряда, но тракторист был ему симпатичен, и он решил вмешаться.

– Вы не сердитесь, товарищи, – сказал он, – но Елена Дмитриевна руководитель группы. Она не имеет права оставлять ребят одних.

– Елена Дмитриевна! – сказал ассистент с непонятным воодушевлением.

Тракторист внезапно посуровел. Все признаки расположения к приезжим исчезли с его лица.

– Извините, – сказал он и, упрямо наклонив голову, быстро двинулся прочь.

– Вы не могли бы задать ему вопроса полегче? – спросил Алексей Палыч. – Парень вас выручил... На танцы можно не ходить, но... Или вы продолжаете какие-то незапланированные эксперименты?

– Нет, – сказала Лжедмитриевна. – Мне было самой интересно. Вот эти самые танцы... они не имеют логической основы... У нас их не могут понять. Но я спрашивала не для нас, а для себя лично. Вы знаете, Алексей Палыч, мне хотелось пойти на танцы. Просто иначе спрашивать я не умею. Но мне кажется, что я "заразилась".

– Вы плохо себя чувствуете?

– Чувствую я себя как раз хорошо.

– Чем же вы заболели?

– Я не заболела. Помните, я вам говорила, что некоторые наши исследователи, пожив у вас... как бы вам сказать... становятся похожими на ваших людей. Начинают думать самостоятельно, приобретают эмоции – заражаются. Как исследователи они сразу теряют ценность. Вот и я – тоже...

– Когда вы это почувствовали?

– Примерно тогда, когда утопила рюкзак.

– Прекрасно, – сказал Алексей Палыч. – Значит, теперь мы думаем одинаково. Поход прекращается окончательно и бесповоротно. Так?

– Да, – согласилась Лжедмитриевна, – но я пока не знаю как...

– А я знаю, – сказал Алексей Палыч.

Алексей Палыч проснулся часов в восемь. Ребята еще спали. Наверное, и во сне они все еще продолжали идти: кое-кто за ночь успел развернуться на сто восемьдесят. Лжедмитриевна спала на боку, положив локоть под голову. Алексею Палычу показалось, что сегодня она выглядит совсем по-земному. Возможно, так виделось ему из-за вчерашнего разговора, но с этого момента имя "Лжедмитриевна" заменилось в его мыслях именем "Лена".

Алексей Палыч подошел к ней и потрогал за плечо.

– Будите ребят.

Лена поднялась, протерла глаза, скомандовала подъем и приказала идти умываться. Ребята, отдохнувшие и повеселевшие, побежали к колодцу. Алексей Палыч вздохнул. Взгляд его отыскал в углу ведро, накрытое марлей. На столе в большой чашке высилась куча вареной картошки и стояла солонка. Минут десять – пятнадцать можно было еще потянуть, чтобы не портить ребятам завтрак.

Весело переговариваясь, ребята чистили сваренную в мундирах картошку, запивали ее молоком и обсуждали, чего и сколько нужно купить в магазине. Алексей Палыч завтракать не стал. Ему казалось, что сидеть вместе со всеми и притворяться "своим" было бы пределом свинства.

Когда же все поели и Валентина вынесла несколько картошин и мисочку молока Венику, охранявшему их ночью, Алексей Палыч понял, что тянуть дальше нельзя. Он не знал, как начать разговор, но ему помогла Валентина. Она спросила:

– Алексей Палыч, когда открывается магазин?

– Магазин открывается в десять, – Алексей Палыч откашлялся. – Но купить мы ничего не сможем: я потерял деньги.

В наступившей тишине стало слышно, как поет заблудившийся в бараке комар. Алексей Палыч почувствовал, что краснеет, – ему было от чего краснеть. Борис мельком глянул на Алексея Палыча и отвернулся: он знал, что его учитель человек аккуратный. Но также он знал, что учитель его человек честный.

Молчание становилось невыносимым. Алексей Палыч легче перенес бы взрыв возмущения. Но все молчали. Только Шурик икнул – не то удивленно, не то сочувственно.

– Но вы платили вчера в столовой... – произнес наконец Гена.