Юрий Томин - А,Б,В,Г,Д и другие

– У меня были свои. Лучше бы я их потерял.

– Конечно лучше, – сказал Шурик, который прекрасно помнил слова Алексея Палыча о "недостойном поведении".

– Заткнись! – заорал Стасик.

И Алексей Палыч понял, что кричат в данном случае не на Шурика.

– Я, конечно, все возвращу... – холодея от собственного нахальства, сказал Алексей Палыч. – Но сейчас у меня просто нет. Вот...

Алексей Палыч вынул из правого внутреннего кармана бумажник, выложил на стол паспорт, фотографию внука, рецепт на лекарство для жены и несколько бумажных купюр. В то же время левая часть его груди явственно ощущала давление левого кармана, где лежал плотный конверт с общественными деньгами. В том, что обыскивать его не будут, Алексей Палыч был абсолютно уверен.

– Вы нигде их не доставали?

– Нет, – охотно ответил Алексей Палыч, ибо сейчас он говорил чистейшую правду.

– Может, выронили, когда на тракторе ездили?

– Вчера вечером к нам заходил тракторист. Я у него спрашивал, солгал Алексей Палыч: он не хотел, чтобы к парню прилипла даже крупица подозрения.

– У кого есть какие деньги? – спросил Стасик.

Ребята зашарили по карманам, начали выкладывать всякую мелочь. Шурик выложил целых три рубля. Стасик молча отодвинул их в сторону и пересчитал остальные. Даже с деньгами Алексея Палыча выходила весьма смехотворная сумма.

Именно в этот момент Алексей Палыч с трудом преодолел пик искушения: ему захотелось сунуть руку в карман, выложить деньги и сказать, что он пошутил; сдержался он с большим трудом. В мимолетном взгляде Бориса ему снова почудился какой-то укор. Но уж Борис-то должен был понимать...

– Значит, все, – сказал Стасик.

И ни слова упрека...

– Я пойду, попробую поискать... – пробормотал Алексей Палыч и поспешно вышел наружу. Он больше уже не в силах был смотреть ребятам в глаза. И если настоящему вору краденое карман не жжет, то Алексей Палыч явственно ощущал, что левый его карман наполнен чем-то очень горячим.

Борис выскочил вслед за ним.

Алексей Палыч бесцельно бродил по двору, даже не пытаясь делать вид, будто что-то ищет. За ним по пятам следовал соскучившийся за ночь Веник. Он забежал вперед, полаял на Алексея Палыча, приглашая его поиграть, но этот хозяин почему-то не хотел ни бегать, ни бросать веточки, ни разговаривать.

– Деньги у вас? – спросил Борис.

– Ну конечно. Просто мне жалко было вчера тебя будить. А как ты догадался?

– Тут и догадываться не надо. Пиджак-то у вас был мокрый вчера... Карман обтянуло прямоугольничком, так этот прямоугольничек и сейчас остался.

– Ты меня осуждаешь?

– Не в этом дело, – сказал Борис. – Я просто подумал: а может, пускай они идут дальше? Зачем мы им будем поход портить? Вроде у них все нормально. А мы вернемся.

– Зачем тогда мы с ними пошли?

– Что пошли – правильно. Вернемся – тоже правильно.

– Ты знаешь, Боря, еще пять минут назад я мог сказать, что пошутил. Сейчас это невозможно. Мое самолюбие в расчет можно не принимать. Но сама Лена хочет во что бы то ни стало вернуться. Я пока не понимаю, почему... но... ее-то слово – закон.

– Ладно, – согласился Борис. – Я разве против. Меня уже дома, наверное, с собаками ищут. Я уже убегал один раз дня на три... Помните? Я вам говорил... К бабушке. Это когда телевизор стал чинить... Только тогда они знали, куда я убежал.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Лет уже много. Девять или десять...

– Да, я помню, – сказал Алексей Палыч. – Телевизор новый купили?

– Нормально. А вот сейчас – не знаю... Отец, он ничего... А мама – даже страшно становится.

– Я помню, Лена сказала, что искать тебя не будут. Кроме того, я послал телеграмму...

– Вы ей больше верьте, – хмыкнул Борис. – Вас и самих уже ищут, наверное.

– Да, – вздохнул Алексей Палыч, – это моя ошибка. Нужно было настоять, чтобы ты вернулся с конечной станции.

Когда заговорщики возвратились в дом, там, видно, только что закончился какой-то спор. Наверное, как понял Алексей Палыч, за это время родились новые варианты. Войдя, они услышали последнюю реплику Лены:

– Тогда вы пойдете без меня.

– И пойдем! – ответил Шурик, но на этот раз ему не удалось проломить стену.

– Заткнись! – сказал Стасик. – Тебя не спрашивают. Тебя никогда вообще не будут спрашивать. Елена Дмитриевна, вы – серьезно?

– Стасик, – сказала Лена, и кроме твердости в ее голосе Алексей Палыч ощутил сочувствие, – вы все понимаете, что у нас нет другого выхода. Я знаю, что вам не хочется возвращаться... вы столько готовились... Ну, сходите в будущем году.

– С вами? – спросил Шурик.

– Заткнись, – сказал Стасик. – А в этом не выйдет?

– Вернемся – посмотрим.

– Когда моя мама говорит "посмотрим", это значит, что все будет завтра, – сказала Марина.

– А когда мой отец так говорит, то это значит, что никогда не будет, – откликнулся Шурик.

И тут послышался тихий голос Чижика.

– Ребята, – сказал он, – а д-денег н-на б-билеты у-у нас х-хватит?

И всем сразу стало ясно, что разговоры, и споры, и разные предложения были не более чем бесполезной вибрацией голосовых связок. Чижик поставил точку. Алексею Палычу вдруг пришла в голову совершенно абсурдная идея: а может быть, это не так уж плохо для человека, если он слегка заикается? Таких людей часто пытаются вылечить тем, что заставляют их произносить слова нараспев. Но еще неизвестно, что лучше – человек, распевающий свои недозрелые мысли, или такой вот Чижик, который сто раз подумает, прежде чем высказаться. За дни похода Алексей Палыч убедился, что только Чижик советовал всегда кратко и всегда точно. Он долго обдумывал, но зато потом говорил все в нескольких словах, и слова его были весомы.

"Заикание речи, – подумал Алексей Палыч, – это чепуха по сравнению с заиканием мысли."

Чижик и раньше нравился Алексею Палычу больше других, но только сейчас он это осознал полностью.

Чижик все и решил, ничего как будто бы не решая.

– Валентина, посчитай теперь ты, – сказал Стасик сурово, и это означало, что все уже кончено.

– Я не знаю, сколько стоит билет на автобус, – сказала Валентина, и это в свою очередь означало, что Валентина сдалась окончательно.

Алексея Палыча почему-то никто не спросил. Он, кстати, и не знал, сколько стоит билет. Шурик было мысленно заегозил и хотел сбегать узнать, но внутренний его голос подсказал ему, что это бесполезно: прощения все равно не будет, да оно теперь и не нужно. Впереди замаячил Город, калорийная пища и спокойная жизнь до конца каникул. После каникул все утрясется – в этом Шурик был совершенно уверен.

До отправления автобуса времени оставалось уже немного.

Собирались и укладывали вещи в угрюмом молчании.

Скрипнула дверь. В образовавшуюся щель протискивал свою голову Веник. Какое-то неизвестное нам собачье чутье подсказывало ему, что дело неладно.