Борис Акунин - Детская книга для мальчиков (с иллюстрациями)

Что сила в сем заклинании великая, про то всем известно. Закачалась толпа, иные и вовсе сомлели.

Средь увечных вой поднялся, крик, и многие, как то ежедневно случалось, исцелились.

„Зрю, православные, зрю!“ — закричал один, доселе слепой.

„Братие, глите, хожу!“ — поднялся с каталки расслабленный, кто прежде не мог и членом пошевелить.

А Филя-Навозник, кого вся Москва знает, вдруг трястись перестал, поглядел вокруг с изумлением, будто впервые Божий свет увидел. „Чего это вы тут?“ — спрашивает. Похлопал себя по бокам: „А я-то, я-то кто?“ И пошел себе вон, удивленно моргая. А, как уже сказано, никто от того юрода понятного слова не слыхал давным-давно, с тех пор, как его три года назад на Илью-Пророка шарахнула небесная молонья .

Те же хворые, кто нагрешил много, остались неисцеленными и пошли прочь со двора, плача и укрывая лица, ибо стыдно им было от людей.

Князюшка-ангел сызнова зевнуть изволил, потому что наскучило его милости по всякий день чудеса творить.

И поворотился одесную , к правой сторо…» [2] Здесь столбец обрывается на полуслове. ( Прим. ред. )

Тому, что некоторые из увечных, действительно, исцеляются, Ластик давно уже не удивлялся. Мама всегда говорила, что половина болезней от нервов и самовнушения. Если впечатлительного человека убедить, что он обязательно выздоровеет, начинают работать скрытые резервы организма. Чем сильнее вера, тем бульшие чудеса она производит, а люди, каждое утро собиравшиеся на Солянском подворье, верили искренне, истово.

Тут всё имело значение: и репутация чудотворца, и долгое ожидание, и блеск хромкобальтового брэкета, и непроизносимое «заклинание». На роль магического заклятья Ластик подобрал самую трудную из скороговорок: «Карл-у-Клары-украл-кораллы-а-Клара-у-Карла-украла-кларнет».

Первый раз, когда выходил к народу на красное (то есть парадное) крыльцо, ужасно боялся — не разорвали бы на куски за шарлатанство. Но всё прошло нормально. Хворые-убогие исцелялись, как миленькие. Во-первых, те кто легко внушаем или болезнь сам себе придумал. А во-вторых, конечно, хватало и жуликов. Например, сегодняшний слепой, что кричал «зрю, православные». Месяца три назад этот тип уже был здесь, только тогда он вылечился от хромоты. Такие громче всех кричат и восхищаются, а после по всему городу хвастают. Их за это доверчивые москвичи и кормят, и вином поят, и денег дают. Жалостлив русский народ, несчастных любит, а еще больше любит чудеса.

Но больные ладно, это самое простое. Протараторил им про Клару, и дело с концом.

Труднее было с правой половиной толпы.

Ластик специально выработанным, осветленным взором оглядел оставшихся. Поправил пристяжное ожерелье — высокий, стоячий воротник, весь расшитый жемчугом. Потер Райское Яблоко, которое висело на груди, прямо поверх кафтана. Отнять алмаз у государева названного брата никто бы не посмел, так что в нынешнем Ластиковом положении самое безопасное было никогда не расставаться с Камнем и всё время держать его на виду, потому что отнять не отнимут, но спереть могут, причем собственные слуги — это тут запросто. Особенно если периодически, этак раз в неделю, для острастки не сечь кого-нибудь батогами, а такого варварства у себя князь Солянский не допускал.

Он долго думал, куда бы пристроить Камень. Для перстня слишком велик, для серьги тяжел. Правда, некоторые дворяне носят в ухе преогромные лалы и яхонты, но это надо железные мочки иметь, да и больно прокалывать. В конце концов заказал придворному ювелиру тончайшую паутинку из золотых нитей и стал носить Яблоко на шее. На всякий случай распространил слух, что это Божье Око, благодаря которому «князь-ангел» обладает даром ясновидения. Лучшая защита от воровства — суеверие.

Когда князь коснулся алмаза, в толпе охнули, кое-кто даже прикрыл ладонью глазаэто на Камне заиграли солнечные лучи. Самое время для благословения.

Ластик громко сказал свое обычное:

— Благослови вас Господь, люди добрые. Ступайте себе с Богом. А кому милостыню или еды — идите к ключнику.

И понадеялся: вдруг в самом деле все разбредутся. Пару раз случалась такая удача.

Толпа с поклонами потянулась к воротам, но несколько человек остались.

Ластик тяжело вздохнул. Увы. Начиналось самое муторное.

Ну-ка, кто тут у нас сегодня?

Мужик с бабой, старый дед и еще целая ватага: купчина, и с ним полдюжины молодцов. Они стояли кучкой на том самом месте, где через четыреста лет будет расположен вход в подземные склады — именно отсюда начались все Ластиковы злоключения.

Неслучайно он выпросил у Юрки именно этот участок. Дело тут было не в ностальгии по родному дому. Ластик очень надеялся отыскать точку, откуда можно попасть в пятое июня 1914 года. Пока строились княжеские хоромы, он исходил шаг по шагу всё подворье, тыкался чуть не в каждый сантиметр почвы, но ничего, похожего на хронодыру, не обнаружил — ни ямки, ни трещины, ни даже мышиной норы. Видно, лаз образовался (то есть образуется) позже, когда «Варваринское товарищество домовладельцев» затеет строить доходный дом с коммерческими подвалами…

Попугай Штирлиц, которого первоначально звали Диктором, тронул Ластика лакированным клювом за ухо — вернул к действительности.

Эту пеструю птицу князь Солянский приобрел у персидского купца, заплатив золотом ровно столько, сколько весило пернатое создание. Торговец божился, что попугай умеет в точности повторять сказанное — запоминает что угодно, причем вмиг, с первого раза. И продемонстрировал: произнес что-то на своем наречии, хохластый послушал, наклонив голову, и тут же воспроизвел этот набор звуков. Голос у птицы был точь-в-точь, как у диктора, читающего новости по радио.

И пришла Ластику в голову идея — обучить попугая, чтобы заменял собой радиоприемник. Очень уж истосковался пленник средневековья без средств массовой информации.

Каждый вечер он вколачивал в Диктора разные фразы, которые обычно произносят радиоведущие и которых Ластику теперь так недоставало. Попугай слушал, внимательно наклонял голову, но упорно помалкивал.

А в Штирлица его пришлось переименовать, когда выяснилось, что молчит коварная птица только при хозяине, зато челяди потом всё отличным образом пересказывает. Ластик был свидетелем, как попугай гаркнул на слуг: «Добрррого вам утррра, дорррогие рррадиослушатели!» — те, бедные, аж попятились.

И сегодня, перед исцелением, тоже отличился. В самый ответственный момент, перед заклинанием, проорал «Дурррдом!». Это слово Ластик у Дмитрия Первого перенял и повторял часто — вот Штирлиц и подцепил.

Первыми к крыльцу подошли мужик и баба. Она вся красная от волнения, он набыченный, морда злобная, глядит в землю.