Ренат Янышев - Каникулы юной ведьмы

Папа давно наелся и сидит, взобравшись на скамью с ногами. Только мы с дедом Кузей все еще пьем чай. Кузнечику, как он ни хотел попробовать блинов, пришлось спрятаться в доме из-за тетки Варвары. Вот и сейчас она стоит, поджав губы, покачивая головой и время от времени всплескивая руками:

— Ой, уж как вы пропали-то! Что тут началось! Мы сначала-то думали — может, вы в лесу заплутали. Потом нет да нет! Нет да нет! Ну тогда Петро и присоветовал, что надо обращаться к властям. Приехал участковый. Ну и что? Твоя одежа, Вовка, вся на месте. Да и прочее почти не тронуто. Где ж вы? Чужих в деревне отродясь не было. Мы бы уж заметили. Ой, что было-то. Мужики с армией вас три дня по лесу искали. Ничего! Милиция приезжала, сказали, будем искать. Да вот так и ищут по сию пору. Уж мы думали-думали, да и позвонили в город твоей Катьке-то. Ты уж прости нас, грешных. Кто ж знал, что вы живы?

— Типун тебе на язык, Варька! — сурово одернул ее крестный. — Ты лучше вот что, заруби себе на носу, сорока, ежели хоть слово кому вякнешь про Тимофеича или вообще про то, что здесь услыхала, я лично тебе язык вырву! Ясно?

— Да ясно, ясно, — досадливо отмахнулась тетка Варвара. — Что уж я, без понятия?

— Вот то-то! — заключил крестный. — Ты не боись, Вовчик, я своей старухе тоже внушение сделал. Она у меня старой закалки. Молчать как рыба будет. Коли я сказал. Правда, Никочка?

И крестный горделиво посмотрел на меня.

— Правда, правда, — вежливо улыбнулась я деду Кузе.

Крестный довольно хмыкнул, хотел уже отвернуться от меня, да так и замер. Видимо, что-то начал соображать.

Опять взглянул на меня, открыл было рот, но тут же закрыл. Опять подумал.

— Ты чего? — встревожился папа, глядя на странную мимику деда Кузи.

— Нет, нет! Ничего! — справился с собой крестный, бросил на меня косой взгляд и произнес загадочную фразу: — Значит, вот оно как! А я-то?.. Эх!

— Так Катя здесь долго была? — спросил папа про маму у тетки Варвары.

— Дак сразу и приехала. Пробыла здесь две недели. Все пороги в райцентре пообивала, да так и уехала, горемычная. Теперь ежели кто съездит в центр, так оттуда и звонит ей, что, мол, не объявились еше. Ой, Вовчик, да что же это сталось с тобой?

И тетка Варвара всерьез вознамерилась было расплакаться, но дед Кузя быстро ее отослал за чем-то. И мы остались одни. Из дома мгновенно выскользнул Кузнечик, вскочил на стол и стал отрывать кусочки от моего блина.

— А чай мне нальют в этом доме? — нагло спросил он деда Кузю.

— Геть отседова, корешок недоделанный, — замахнулся на него крестный, но все же налил чаю в блюдце, а блюдце поставил на пустую чашку, чтобы Кузнечику не надо было нагибаться. — И к чему тебе чай?

— А может, я подрасти хочу, чтобы защищать Нику от всяких там!..

Но никто не стал обращать внимания на это заявление, и Кузнечик оставил нас в покое, занявшись блинами.

— Так все-таки что же делать? — продолжал свои мысли вслух папа. — И успокоить бы надо маму. Да, Ника? Но и показаться таким я ей не могу.

— Мда! Проблема! — закручинился крестный.

Я тоже тяжело вздохнула. Получался замкнутый круг.

— А ты когда, Петрович, определил, что сейчас уже конец июля?

— Дык почти сразу. Маленько соображение-то имеем. Темнотища — раз! Весь двор бурьяном зарос — два! В твоем-то доме — пылищи! Ой, а ночью, как домой заявился, лучше и не вспоминать! Старуха как заголосит, ровно с того свету вернулся, — тут дед Кузя задумался, — хотя ведь и вправду выходит, что почти с того свету! Хм! Однако! Я так и не понял, как вышло, что, по моим подсчетам, мы с гномами несколько дней колготились, а здесь прошло полтора месяца?

— А я откуда знаю? — огрызнулся папа. — Мне, как и вам, никто ничего не объяснял.

Я снова тяжело вздохнула. Вот так за здорово живешь взял кто-то и откусил от каникул кучу времени. Получается, что до первого сентября осталось тридцать пять дней! А я еще и нагуляться не успела.

Вот так мы сидели и вздыхали. И даже наевшийся к тому времени Кузнечик хоть и развалился на столе, но не мешал нам спокойно вздыхать. И только мухам было не до наших проблем. У Цих была одна цель — прорваться к варенью, так что я не выдержала и пошла относить его в дом, и вообще решила убрать со стола.

Пока я отсутствовала, не слышала начала разговора деда Кузи с папой. Разобрала только продолжение:

— …Слышь, Тимофеич! Ну раз так выходит, может, давай я зарежу козленочка? На мне ж грехов-то за жизнь поднакопилось. Одним больше, одним меньше. Все одно скотине бессловесной под нож идти рано или поздно.

Я тихонечко стирала крошки со стола и слушала.

— Да что, я, что ль, резать не умею? — вскипел папа, потом посмотрел на свои маленькие ручки и остыл. — Не в том дело, Петрович. Просто чего-то недоговорил этот Аш — Ур! И я боюсь! В полночь… в полнолуние… Ты уверен, что я останусь человеком? Вот то-то! Да и вообще, взять жизнь у животного для еды насущной — это одно, а для колдовского обряда — это совсем другое. Уж лучше пусть я таким и останусь. Здоровее буду!

И тут я придумала. Тут же подбежала к папе и потеребила его за рукав курточки:

— А давай я сделаю так, чтобы мама как бы забыла тебя на целый год. И плюс к этому чтобы она думала, будто у нее двое детей всегда было — ты и я! Здорово? А потом через год мы сгоняем к Аш-Уру, ты станешь нормальным папой, и у мамы восстановится память!

— А что, здорово! — тут же поддержал меня дед Кузя.

— И совсем не здорово! — возразил папа. — Я и так хотел, Ника, поговорить с тобой. Правда, попозже. Но ты сама ускорила наш разговор. Как ты думаешь, мы можем маме отрезать руку, а потом, пользуясь твоими способностями, пришить ее? Только для того, к примеру, чтобы она не ходила на работу? Она ведь дома будет сидеть, отдыхать! А?

— Ну ты загнул, Тимофеич, это ж совсем другое! — скривился крестный.

— И ничего не другое. Разве у нас есть право копаться в сознании другого человека по своему разумению? Хоть близкого, хоть совсем незнакомого? Как мы можем определять, что ему стоит знать, а что стоит забыть? Что для него лучше, а что хуже?

— Ну тогда конечно! Если так посмотреть, — расстроился дед Кузя.

Я тоже расстроилась.

— И еще, Ника! Если ты хочешь остаться человеком, запомни две пословицы: «Семь раз отмерь — один раз отрежь» и «У любой медали есть две стороны». Хорошо? А если не поняла, то посмотри на меня и пораскинь мозгами… Ну ладно, хватит горевать. Делаем так. Раз проблему мы решить не можем сейчас, то отложим ее в сторону. Никого не будем ни гипнотизировать, ни резать. Ника догуливает каникулы. А мы с тобой думаем, что делать с камнями. Одно хорошо, — папа мечтательно потянулся, — теперь мне ни о каких кредитах думать не надо. А то, может, ну его — этот бизнес?..

Дед Кузя снова поставил самовар. Солнце уже давно поднялось над землей, а мы опять чаевничали. Крестный размечтался о хорошем катере для рыбалки, а папа вдруг завел разговор, что вот ежели ничего не выйдет, то он займется своим образованием. Станет вундеркиндом! В восемь лет — окончит школу, потом поступит в университет, потом еще в один. Потом в двенадцать защитит кандидатскую диссертацию. А уже в пятнадцать после докторской станет самым юным в мире профессором.