Кир Булычев - Война с лилипутами

Экран ярко вспыхнул – он показывал яркий солнечный день, голубое небо и зеленую листву.

– Обратите внимание, – произнес доктор, – первым воспоминанием ребенка стала именно плантация.

Изображение на экране изменилось. Теперь они увидели засеянное поле, где поднимались зеленые ростки. Вдоль зеленых рядов шли дети в серых халатах и, наклоняясь, пропалывали грядки.

– Это наша сиенда! – воскликнула рабыня. – Это морковное поле! Сейчас вы увидите нашу надсмотрщицу. У нее такая плетка!..

В поле зрения появилась лениво идущая женщина с плетью в руке. Вот она поравнялась с одной из работающих девочек, еле-еле приподняла плеть, конец которой взвился в воздух и тут же опустился на обнаженное детское плечо.

Девочка ахнула и попыталась спрятаться от следующего удара.

– Ее зовут Толстая Берта. В прошлом году она обожралась слив и подохла! – сказала рабыня Заури.

– Заури, хорошие девочки так не выражаются, – сказал инспектор.

– Какая же я хорошая? – удивилась рабыня. – Если бы я была хорошая, были бы у меня папа и мама, как у всех хороших. Видно, я нехорошая, если меня бросили или потеряли, как говорил господин Панченга.

– Ты же отлично знаешь, – сказал инспектор, – что, вернее всего, тебя украли, и твои родители в этом совсем не виноваты.

– Если их при том не убили, – сказала рабыня, всхлипывая.

И никто не нашелся, что ответить. Все понимали, что у девочки было тяжелое детство и ей нужно сочувствовать, а не ругать.

– Мы дали компьютеру такое задание, – сказал доктор. – Проглядеть два последних года, сохранившиеся в памяти девочки, и отобрать все кадры, которые могут представлять интерес.

– И много оказалось таких кадров? – спросил инспектор.

– Раз-два – и обчелся.

– Какие у нас кадры! – сказала рабыня. – У нас все одинаково было. И люди одинаковые, и еда одинаковая, и одежда тоже одинаковая.

– Все это очень странно, – сказал инспектор Кром, подняв руку, чтобы экран на время выключили. – Девочке пятнадцатый год. Почему она помнит только последние два года жизни? А что было раньше?

– Наверное, то же самое, – сказала Заури.

– А что, если тебя привезли на сиенду только два года назад? – спросил инспектор Кром.

– А где же я все остальные годы жила? – ответила вопросом рабыня.

– Вот это мы и попытаемся проверить, – сказал инспектор. – Включайте!

– Включаю, – произнес доктор.

На экране замельтешили цветные полосы. Потом вместо них возникла вечерняя картина. Возле низкого бедного барака стояли несколько девочек в длинных серых платьях.

– Наш дом! – воскликнула рабыня. – Там моя койка стоит! Все как на самом деле!

Быстрыми шагами из-за угла барака вышел сутулый, с длинными волосатыми руками и оттого похожий на гориллу здоровяк в черном кожаном костюме. В руке у него была сучковатая дубинка. Он шел, переваливаясь и широко улыбаясь, так что были видны все его желтые зубы.

Девочки кинулись внутрь барака. Лишь одна из них – Алиса не сразу узнала в ней Заури – замерла, покорно опустив голову.

Именно к ней приближался, переваливаясь, рабовладелец.

– Это он, – прошептала в ужасе Заури. Видно, даже здесь, в безопасности, вдали от плантации, она не могла избавиться от ужаса при виде хозяина сиенды.

Панченга Мулити протянул вперед широкую ладонь, которая заканчивалась такими короткими и толстыми пальцами, словно это были и не пальцы вовсе, а сардельки.

– Давай назад! – закричал он.

Та Заури, которая сидела в зале рядом с Алисой, заплакала.

Другая Заури, что стояла на экране возле барака, дрожащей тонкой рукой распустила шнурки, которыми было скреплено у шеи ее платье, запустила пальцы за пазуху и вытащила оттуда три ореха.

– Что это такое? – не поняла Алиса.

– Это орехи гари, – сказала рабыня. – Они почти спелые. Мы их собирали. Но рабам их есть нельзя. И нельзя уносить с собой. Но я была такая голодная… Ай!

Заури вскрикнула, потому что на экране дубинка легко, словно играючи, дотронулась до плеча рабыни, и та упала, схватившись рукой за плечо, – ей было очень больно.

Алиса обняла Заури, стараясь ее утешить.

– Не смотри, – повторяла она, – отвернись.

– Может, выключить? – спросил доктор.

– Нет, – возразил инспектор Кром. – От того, что мы увидим здесь, может зависеть судьба девочки и ее родных.

Заури не смотрела на экран – она спрятала лицо в коленях Алисы.

Панченга обливал девочку грязными ругательствами… Алиса хотела попросить выключить, но доктор предупредил:

– Слушайте!

И они услышали:

– Вонючая воровка, жалкая побирушка, – рычал рабовладелец, пиная девочку сапогом. – Если ты еще хоть раз посмеешь поднять лапу на господское добро, то окажешься в клетке похуже твоих папаши и мамаши!

– Слышали? – спросил доктор.

– Слышали, – ответил Кром. – А ну-ка прокрути еще разок.

– …окажешься в клетке похуже твоих папаши и мамаши! – повторил Панченга.

– Они живы! – закричала девочка. – Они живы.

– Вернее всего, ты права, – сказал инспектор. – По крайней мере, он говорит о них как о живых. Когда это было?

– Этот разговор состоялся полтора года назад, – сказал доктор. – Нужна более точная дата?

– Нет, – ответил Кром.

– Это было давно-давно, – сказала рабыня. – Я помню. У меня тогда неделю плечо болело. А доктора на сиенде нет.

– Неужели работорговцы останутся безнаказанными? – удивилась Алиса.

– Сейчас на сиенде работает специальная комиссия по защите детей, – ответил инспектор и обратился к доктору: – Есть что-нибудь еще?

– Есть еще один кадр, который я бы хотел вам показать. Это случилось на сиенде чуть меньше года назад.

Теперь они увидели на экране солнечный день. Меж полей тянулась пыльная дорога. По ней шел странного вида человек в старом дорожном костюме, с сумкой через плечо. У него была курчавая борода, длинные волосы и широкополая шляпа.

– Это еще кто такой? – спросила Алиса.

– Я его помню! – воскликнула рабыня. – Я его помню!

– Не шумите, всё увидите, – сказал Кром.

Дорога повернула, и возле нее обнаружился обложенный бетонными плитами источник, у которого стояла рабыня Заури и пила воду из жестяной погнутой кружки. Рядом, прямо на земле, в пыли, сидели другие маленькие рабыни.

– Жарко было, просто ужас, – вспомнила Заури.

– Что это вы такие грязные? – весело спросил странник, приглядываясь к девочкам. – Сколько я по планетам хожу, таких еще не видел.

– А мы здесь работаем, – ответила Заури.

– Таким маленьким в куклы надо играть, а не работать. Дашь напиться, кроха?

Заури, как зачарованная, протянула страннику кружку. Он подставил ее под струю, лившуюся из ржавой железной трубы, наполнил водой и начал жадно пить. Маленькие рабыни смотрели на него не отрываясь.