Росс Уэлфорд - Собака, которая спасла мир [litres]

Джессика не отвечает.

Папа поднимается из-за стола и включает чайник, чтобы выпить очередную чашку чая.

– Эх, если бы, Джорджи! – говорит он наигранным шутливым тоном. – Если бы машина времени той тронутой старухи действительно работала, а? Мы бы увидели, как это всё обернулось, а?

Ага. Если бы…

Уже без десяти восемь, и я, Рамзи и Клем быстро идём по верхнему полю, а Рамзи каждые тридцать секунд проверяет время, чтобы оказаться дома ровно в восемь и избежать гнева тётушки Нуш.

Мы дошли до маминого дерева и собираемся разделиться: Рамзи пойдёт навстречу жуткой судьбе, уготованной ему тётушкой Нуш, я – проведать мистера Мэша, а Клем – ещё немного поработать над своим дурацким автодомом.

Клем говорит:

– Вы двое что, забыли, какой сегодня день? – и я пожимаю плечами, а Рамзи в очередной раз смотрит на телефон.

– Ага. Это день, когда я встречу неминуемую смерть от руки тётушки Нуш. Я должен был быть дома несколько часов назад.

Клем, ухмыляясь, достаёт из кармана жёлтый клочок сложенной бумаги, и мы с Рамзи ахаем в унисон. Поверить не могу, что забыла об этом. Правда… мне было на что отвлекаться.

– Результаты Ньюкаслского Джекпота будут в восемь, – говорит Клем, вытаскивая телефон. – Давайте узнаем, станем мы миллионерами или нет.

Рамзи уже разговаривает по телефону с тётушкой. Не знаю, что он ей говорит. Хотя вообще-то знаю: по одному его тону понятно.

– Я знаю, тётушка, знаю. Прости, прости, я с Джорджи, мы забыли про время. Я дам трубку её отцу…

Рамзи передаёт телефон Клему и шепчет:

– Притворись вашим отцом. Скажи, что скоро проводишь меня домой. Она всё равно не поймёт.

Клем удивлён, но не отказывается и снова понижает голос.

– А, здравствуйте, миссис Рахман, это Роб Сантос. С Рамзи всё в порядке, и я, конечно, скоро провожу его домой. Мои глубочайшие извинения за неудобства. Хорошего вечера.

Звучит совершенно не похоже на папин голос, но Рамзи уже снова взял телефон, и, спасло его это от наказания или нет, по крайней мере ещё немного времени у него теперь в запасе есть. Клем уже зашёл на сайт Ньюкаслского Джекпота.

Странное место, думаю я, для того чтобы узнать, стал ты миллионером или нет: мы сидим на травянистом пригорке под деревом на липкой вечерней жаре и таращимся в Клемов телефон. На экране вращается огромная круглая ёмкость, перемешивая пятьдесят шариков с номерами.

Фоном к голосу невидимого диктора играет напряжённая музыка. Голос у диктора тёплый, ньюкаслский.

– Всем удачи! Сегодня мы узнаем результаты Ньюкаслского Джекпота на двадцать седьмое июля. Ждём первый номер.

Клем подносит билет к телефону, чтобы мы могли сверять номера, хотя я осознаю, что уже помню их наизусть: 5 – 22–23 – 40–44 – 49.

Музыка продолжается: тум-тум-тум-тум-тум – беспрестанный напряжённый стук.

А потом механизм выплёвывает шарик, и он катится по жёлобу, вращаясь слишком быстро, чтобы можно было разглядеть номер, пока шарик не останавливается, и диктор произносит:

– И первый номер сегодня… номер сорок!

Я не дослушиваю. Я просто знаю, что номера совпадут. Быстро дыша, я встаю и несколько раз обхожу вокруг маминого дерева. Я всё ещё слышу голос диктора. Клем стискивает кулак и восклицает «Да-а!», а Рамзи молчит, разинув рот.

– Номер двадцать два!

– Номер сорок девять!

Мне что-то нехорошо. Не из-за перспективы выиграть такую кучу денег. Ну, не только из-за перспективы выиграть такую кучу денег. Но из-за обещания, которое я дала себе в случае, если окажется, что доктор Преториус всё это время говорила правду.

Я пыталась выбросить это из головы (без особого успеха, надо заметить), но теперь это становится реальным.

– Номер пять!

– О Господи, – вопит Клем.

– Номер сорок четыре!

Тут я опускаюсь на колени. Мои ноги просто перестают меня держать, когда я жду следующего номера – я уже знаю какого.

– И наконец… номер двадцать три! И этим завершается…

Остальное я не слышу. В ушах у меня стоит звон, и я отстранённо подмечаю, что Рамзи и Клем вскочили на ноги, обнимаются и кружатся, радостно вопя, а потом я присоединяюсь к ним, хотя мои мысли далеко-далеко отсюда.

Потому что я должна это сделать. Просто должна.

– Перестаньте! – кричу я. Но они продолжают. Они всё вопят, пока я не визжу опять: – Да перестаньте!

– Блин, Джорджи, что такое? Почему ты плачешь? – спрашивает Клем, отпуская Рамзи.

Я глубоко рвано вдыхаю и наконец говорю:

– Ты умеешь водить, Клем?

– Э? Что? Эм… ага. Вроде как.

– Этот твой автодом работает?

– Нет. То есть да: он, что ж… он заведётся. Он поедет. Но формально ездить на нём небезопасно. А что? Что такое? Мы богаты, Джорджи! Почему ты… у нас почти нет бензина, и каталитический конвертер толком не изолирован, так что вся эта развалюха пожароопасна, но… но… А что? Нас миллион фунтов ждёт!

Я чувствую, на каком-то глубоком, невыразимом уровне, что принимаю решение, которое изменит мою жизнь. Которое изменит всё.

– Я знаю. Знаю. Но какой смысл в деньгах, если все в итоге умрут? Погоди-ка. – Я прислоняюсь спиной к бугристой коре дерева, пытаясь выровнять дыхание, пытаясь – безуспешно – унять бешено колотящееся сердце. Я смотрю на проглядывающие сквозь листву клочки голубого неба. Я слышу обрывки мелодии из фильма «Пиф-паф ой-ой-ой», которая всегда напоминает мне о маме:

Есть за кем приглядывать; есть кому быть другом.

У меня есть вы двое!

Это не страшно, ничего такого – я знаю, что это просто моё воображение – и я невольно улыбаюсь. Ритм моего сердца успокаивается.

Я думаю о том, что сказала Джессика.

«Четыре месяца максимум – и у нас будет лекарство».

Четыре месяца – это слишком долго, слишком много людей погибнет. Но если бы мы могли отправиться на четыре месяца вперёд в будущее? Или дальше? На год, чтоб наверняка?

Я оглядываюсь – Клем и Рамзи ждут – и принимаю решение.

– Эй – вы двое, – говорю я, эхом повторяя слова песни. – Миллиону фунтов придётся подождать. Потому что, Клемент Сантос и Рамзи Рахман, мы украдём доктора Преториус из больницы!

Рамзи понимает, что это не всё. Он слегка озадаченно улыбается и спрашивает:

– И?..

– А ты как думаешь? Спасём мир!

В мастерской мы спускаем автодом с подъёмника и выталкиваем его задом вперёд наружу.

– Папа меня убьёт, – всё бормочет Клем, то и дело глядя на часы, потому что папа сказал, что присоединится к нему в мастерской через полчаса. – Где ключи, где ключи? – скулит он, выворачивая карманы комбинезона на приборную панель, пока наконец не находит ключи на самом дне и пытается завести мотор.