Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

– Стой! – закричал Змеевик, кидаясь следом с мечом. – Стой, Тео!

Но Тео шел и шел на Ворону, сжав кулаки. В его глазах потемнело, когда он услышал эту наглую клевету. Хотелось наброситься на лжеца, хотелось…

Видимо, что-то такое отразилось на его лице – потому что все попятились, и даже Дика округлила глаза. Змеевик обогнал Тео, встал между ним и Раду и выпрямился.

– Теодор! – грозно сказал он.

– Я. На него. Не нападал, – отчеканил Тео.

– Да? – ядовито выкрикнул Ворона. Он кивнул на обрыв за спиной Тео. – А на него тоже не бросался?

– Ах ты…

– Тео, хватит!

Голос Змеевика прогремел под сводами пещеры, точно гром.

Ворона отпустил Санду и указал на Тео острым подбородком:

– Он не в себе. Я уверен, именно он и стырил четки Йонвы. Мы же перерыли всю стоянку, а их нигде нет! Надо его обыскать.

– Нельзя же так, Раду! – ахнула Санда.

Тео зарычал, но Змеевик тихо потребовал:

– Тео, успокойся. Все будет хорошо, если тебе нечего скрывать.

Раду подошел к Тео и принялся хлопать по плечам, по груди, нащупал под плащом что-то твердое и вытащил дневник.

– Только раскрой! – угрожающе предупредил Тео.

Но Ворона быстро отступил под защиту меча Вика:

– Тихо, тихо! «Я никогда не прощу людей и не доверюсь им. Никогда их не полюблю. Никогда не буду иметь друзей. И не важно, сколько времени пройдет: одна-единственная ночь или целая вечность». Вот как? Значит, никаких друзей, да?

Тео прыгнул вперед и выхватил дневник из рук ухмыляющегося Раду. Больше всего на свете ему хотелось влепить Вороне по лицу, стереть самодовольную усмешку, которая выводила Тео из себя, – и Раду это прекрасно чувствовал.

«Держи себя в руках», – потребовал Тео.

Ворона обошел его сзади и похлопал по бокам, сунул руку в карман, второй и присвистнул. Тео бросил взгляд на поднятый вверх кулак Вороны, и его сердце пропустило удар.

«Идиот, только не это! Почему же ты так и не выкинул?!»

Раду отскочил от него, словно ужаленный, а Змеевик, наоборот, шагнул с мечом чуть ближе. Вид у него был изумленный и грозный. Ворона вытянул руку перед собой:

– Это волосы Йонвы!

Лицо Путеводителя окаменело.

Все зароптали и зашумели, и воздух загустел и потемнел, словно разразилась буря.

– Я вам говорю, он совсем чокнулся! – орал Ворона. – Видели, как он пырнул Вангели? А что, если он нас так перережет во сне, а? Это он стырил эти четки, я говорю, он!

Санда что-то беспомощно лепетала, но Тео на миг перехватил ее взгляд, и он был полон ужаса и недоверия. Шныряла теперь тоже глядела на него по-другому.

Друзья говорили громко, сбивчиво, о чем-то спрашивали, а Тео вдруг подумал: такое уже было. Тогда, давным-давно. Он знал, что происходит, когда людей охватывает страх перед чем-то.

Или кем-то.

Перед тем, кто не такой.

Это действовало не только на живых, но и на нежителей. Они оставались людьми. Тео также знал, что сейчас, после появления страшной тени, после убийства мэра и находки этого локона, что бы он ни сказал, что бы ни сделал – люди никогда не поймут правды, охваченные страхом.

«Потому что люди верят в то, во что хотят верить», – вспомнил он свои же слова из дневника.

Так было и будет всегда.

Теодора колотило от гнева, бессилия и ужаса, и он чувствовал, как мир чернеет и сжимается вокруг него плотным кольцом. Он поднял руки: обе ладони окровавлены, на правой – кровь Вангели, на левой – его собственная. Порез открылся – воспаленная кожа, густая красная кровь – и яростно жег.

Наконец Тео прикрыл глаза, чтобы не видеть лица своих… друзей? Недругов? Все складывается против него. Он знал, что будет дальше.

– Тише, тише! – вскричал Змеевик, и все быстро умолкли. – Тео, слышишь меня? Тео, послушай. Йонва рассказал тебе, как найти выигрыш. Пещера теней находится рядом, и ты сам дойдешь туда и вернешь отца. После этого иди в Беллумгард и возвращайся в Золотой Замок. Но сам. С нами… с нами тебе нельзя.

Парень опустил меч.

Тео слышал, как его спутники топчутся на месте, потом – как поворачиваются и уходят. Когда он открыл глаза снова, он увидел только Вика. Тот стоял возле дальних сталагмитов, глядя на Тео.

– Извини, – тихо сказал Змеевик и, пряча на ходу меч, исчез в сталагмитовом лабиринте.

Тео повернулся, подошел к самому краю уступа и долго смотрел, как речка мирно катит свои серебряные воды.

«Я убил его. Убил человека». Осознание случившегося наконец догнало и ударило наотмашь. Ноги ослабли, и Теодор осел на землю. Лихорадило, кровь из пореза на ладони текла и текла, но было уже плевать. «И все-таки они были правы. Все-таки я монстр».

Теодор уткнулся лицом в колени.

Он не хотел ничего видеть.

Он даже не хотел быть.

Вода забурлила мерцающими вихрями, и на поверхность заструились красные пузырьки. Он дернулся, но тут же ослаб. Тянуло вниз, мучительно и вязко, и он погружался глубже и глубже в темноту. Невидимая ноша, а может, чья-то рука, тянула вниз.

В легкие хлынула вода, и с попыткой вдохнуть грудь обожгло. Горло сдавило удушье, страх и паника стиснули ребра. Он дернулся в последний раз и понял, что это конец.

«Вот как все заканчивается…»

Он смотрел на свет вверху, и мысли о ненавистном нелюдимце, мертвецах, мести и всепоглощающей ярости покинули его. Ярость истаяла. Он неожиданно обратился к давнему-давнему воспоминанию. Понял, что скоро – через пару мгновений – уйдет не в темноту, а… к ним.

К ним двоим.

Эта мысль озарила затухающий разум вспышкой внезапного, печального и странного счастья.

«Я иду к ним».

Вверху раздались голоса. Сначала доносились глухо, точно из тумана, затем послышались ближе. Мужчина рассказывал о пещере теней, и девушка, по-видимому, боялась – голос ее дрожал, и она уже в третий раз просила незнакомца рассказать, что делать, чтобы вернуть тень из пещеры.

При каждом вздохе боль пронзала правый бок. Ноги и руки терлись обо что-то острое и твердое, тело захлестывала обжигающая холодом вода. Набегающие волны плескали ледяной струей за шиворот. Голова раскалывалась – снова и снова в виски втыкали длинные металлические стержни. Втыкали и вытягивали. Боль прогрызала череп изнутри.

Снова приступ.

Он не понимал, где находится. Под закрытыми веками проносились образы – те же, что и всегда. Видения. Лики, светлые, но грозные, давали указания, как поступать. Мог ли он, простой смертный, им противиться?

И сейчас – снова…

Над ним склонилось лицо, и он сразу узнал его и затрепетал от страха и благоговения. То самое лицо… И голос приказал: «Вставай. Дело еще не окончено». Но сил двинуть хоть мизинцем не осталось. Он качался на волнах, ударяясь о камни, слушал плеск волн и голоса… Веки чуть приоткрылись. Он лежал в темной расщелине, заполненной водой, – всюду камни, высокие выступы влажно блестят при свете серебристых вод.