Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

Обман.

Ложь.

Он обманул его.

Снова.

– Гелу, – выдавил Теодор.

Юноша вздрогнул, слово будто хлестнуло его по лицу и он скривился. Сжался и кивнул.

– Убирайся!

– Тео…

– Я сказал: пошел прочь!

Крик Теодора, отразившись от воды, разлетелся по лесу эхом.

– Послушай…

– Закрой! Свой! Рот! – Теодор двинулся на парня, и тот попятился. – Я сказал вон, сейчас же!

Теодор будто с цепи сорвался. Сердце молотило кулаком по ребрам. Гелу оступился и чуть не упал, попятился вновь, а после его тонкий силуэт растворился между деревьями, подернувшимися зеленистой кашкой почек и листвы. Теодор же, тяжело дыша, глядел вслед, и, если бы можно было убить взглядом, Гелу – тот самый, который предал Теодора, не подав ему руку при побеге от Цепеняга, – был бы мертв.

Шрам отчаянно горел. После стольких лет.

Он будет жечь всегда, как память о том, что второе имя людей – предатели.

Тео места себе не находил. Прошло уже, наверное, несколько часов – точно он не знал. Солнце поднялось выше, но вскоре скрылось за тучами, небосвод набряк темнотой. Собирался дождь, скорее даже ливень. Из-за горы выползло громадное темно-синее облако и, угрожающе погромыхивая, тяжело покатилось к стоянке Охотников. Потемнело, поднялся ветер. Но Теодор не мог вернуться. Все внутри его рвало и метало, и он бродил по заиленному берегу речки, то карабкаясь на холм, то плюхаясь на травяную кочку под деревом, но тут же подскакивал. Обида ни минуты не давала высидеть спокойно.

Жгла его, точно головня, засунутая в желудок.

Трудно было даже глотать. Он сто раз хотел вернуться, разыскать Германа, броситься на урода, разбить его лживый рот. Лгун. Подлый лгун. Хуже было то, что Теодор снова, как последний дурачина, поверил. «Как, черт возьми, ты не понял? Прошло лет пять, неужели он так изменился? Где были твои глаза, в каком месте?»

Хотя нет, не это было хуже всего. Под солнечным сплетением ворочалось странное чувство, от которого хотелось плакать. Тео вспоминал растерянное лицо парня, когда орал на него. Тот съежился как щенок, которого вздумал поколотить хозяин, лишь глядел жалобно в ответ. Наверное, если бы Теодор занес нож, чтобы и вправду его убить, Герман бы так и стоял, подставив шею под удар.

– Герман… тьфу, Гелу! – проворчал Теодор. – Вот же!..

Левую руку снова обжег лед – кисть совсем окоченела, будто отмороженная, хоть воздух вокруг и дышал теплом. «Больно…» Тео инстинктивно коснулся ладони и похолодел уже изнутри. Нащупав пальцем полоску рваной кожи, он поглядел на руку. Ровно по линии жизни кожа разошлась, будто вспоротая ножом. Края вздыбились, вывернулись, набухли и покраснели, а там, где в глубине разреза зияло мясо, собралась кровь.

Липкий, холодный страх прошелся по затылку, забираясь мерзкими ручонками за шиворот. Резко задул ветер, деревья гулко и натужно застонали и заскрипели, сгибаемые грозовыми шквалами. По земле промчалась тень. Казалось, близится судный день. Мир сжался в преддверии бури.

Тео же не мог оторвать взгляда от раны, хоть дерево за спиной угрожающе затрещало от ветра.

Снова.

Почему?

К нему же вернулись воспоминания. Теодор чувствовал: душа и тело его очистились. Почему же? За что?

Ветер метался над рекой, хлеща тяжелыми волнами берег. Шквал нагибал камыши, ломал старые рогозины, разметывал прошлогодние метелки. Над горой прокатился раскат грома. И где-то за стеной деревьев ему ответило протяжное гудение охотничьего рога.

Вначале Тео не понял.

Но рог прогудел снова.

Он оглянулся: над лесом неслись тяжелые рваные тучи, просветы между деревьями сокрыл полумрак. Вдалеке надрывался рог Охотников. Раз за разом, долго и натужно.

Теодор остолбенел.

Нелюдимцы.

Он сорвался с места, вскарабкался на поросший молодой травой холм. Вновь спустился и побежал в том направлении, куда ушел Герман. Сердце барахталось в глотке, молотило по груди. Чувство липкости, чего-то нехорошего спутывало ноги Теодора точно леской. Он спотыкался, с трудом переставляя отяжелевшие кабаньи сапоги. Вдали деревья уже разошлись и открылся краешек поляны, на которой еще дымил костерок. Ветер волочил серые клубы по земле. Вдруг Тео понял: он не один. Оглянулся и чуть не полетел наземь.

Позади.

Темное и высокое, между стройными березками. Казалось, это дым, который ветер принес с одного из костров, но во сто крат чернее. Скользнуло вслед, спускаясь с холма.

«Нет! – вскричал про себя Теодор и метнулся к стоянке. – Скорее добраться до Охотников, кто-нибудь поможет прикончить эту тварь! Что там кричал Вангели? Домени? Домена? Если тень меня коснется, тело парализует!»

Оглянувшись еще раз, Тео понесся дальше. По правую и левую руку между деревьями что-то метнулось, утробно взрыкивая. Боковым зрением Тео выхватил косматые головы.

Нелюдимцы.

Звук битвы приблизился. Надрывно гудел рог – от этого звука тени на пару секунд замирали, давая Охотникам драгоценное время на то, чтобы проткнуть на миг обретшие плоть тела. На поляне сражались Охотники и нелюдимцы. Крики, лязганье и скрежет оружия, ледяные вопли теней уносились к небу и терялись в свинцовых облаках. Землю взрывали десятки сапог, тут и там с криками на траву падали нелюдимцы, рядом валились Охотники. Кто-то корчился, схватившись за грудь, захлебываясь предсмертными хрипами.

С холма между поляной и трактом на востоке сползали, будто гонимые ветром, тени. Они крались на четвереньках, приникая к земле, и их было так много, что зеленый холм почернел, будто покрытый черной поземкой.

Над головой рванула небо молния, вспорола оранжевым ножом тучи, и сию же секунду ливанул дождь. Косые струи били Тео по лицу, затекали за шиворот, он поскользнулся и упал и тут же поднялся. Холм моментально стал склизким и опасным, так что, неудачно поставив ногу, можно было запросто заработать вывих. Струи дождя хлестали по поляне, гася еще тлевшие кострища. Но бой продолжался, несмотря на бурю, – напротив, в месиве дождевых капель, ветряных порывов и тяжелых ударов клинков бойня стала еще ожесточенней.

Тео растянулся на краю поляны, проехав на животе с полметра. Он попытался встать, но вскрикнул от боли: ногу свела судорога. Катаясь по земле, он перевалился на живот, вытащил нож и метнул взгляд на бушующую схватку.

Харман на пару со своим Названым волком-перекидышем отражали нападение сразу двух теней. Мужчина рухнул на землю, и тени протянули к нему руки, смыкая длинные пальцы на горле. Что-то завопил Названый и бросился на теней со спины, но в то же мгновение его хребет проткнул летящий дротик, и Охотник повалился в метре от душащих Хармана теней.

В середине поляны один из мечей сверкал зелеными вспышками. На миг тени расступились, и Теодор выхватил взглядом высокого Змеевика: юноша заносил и обрушивал на атакующих горящий меч, а в шаге от него темнела высокая фигура мэра. В руке Вангели сверкнуло, следом раздался грохот выстрела. Мэр отстреливал из револьвера нелюдимцев, лишившихся теней и бегущих к перелеску. Приученные к огромной силе помощников, без теней хозяева предпочитали удрать – ведь если они не погибнут в ближайший час, тень вернется вновь.