Август Зимин - Бифуркатор

– Нет… в смысле… я не понимаю… я, в смысле, в наушниках постоянно. Я толком не слышу. Я не думал об этом.

Мама делает шаг ко мне.

О нет.

– Папа считает, что нужно похоронить Андрюшку по всем законам церкви. А я же вот говорю, что он ещё…

– Мам, – перебиваю я. – Поговорим об этом завтра. Я так хочу спать.

Некоторое время её силуэт задумчиво застыл, будто мама вспоминала, что означает спать. А потом равнодушный голос ответил:

– Хорошо.

И мама ушла.

Той ночью у меня случилась истерика.

Любой человек, кто имеет младшего брата, возможно, стесняется признаться даже самому себе, что бывали такие моменты, когда между тобой и маленьким существом в твоей жизни проносится искорка обожания. Даже если вы постоянно ссоритесь, дерётесь, даже если ты выбивал ему когда-то зубы, и даже ломал ногу или руки в межличностных потасовках, родственная любовь всё видит.

Андрюшку тянуло собирать всякие стёклышки, бусинки, а пульки от пистолетов вообще были его фетишем. В тот день он проглотил бусинку. Мы как раз возвращались с Заводи домой. В карманах шорт младшего прятались несколько разноцветных шариков. Он их одухотворял, олицетворял, называл по имени. Я думаю, в его воображариуме бусинки и правда были героями.

В тот день Андрюшка плёлся позади меня, мусолил во рту одну из бусинок и одновременно разговаривал с ней. Так ненароком и проглотил. Я даже помню, называл Андрюшка тот шарик мистером Скрайлексом. Не знаю, откуда название, слышал только о дабстепере Скриллексе.

Андрюшка заплакал, начал спрашивать у меня, когда он умрёт. Надо сказать, что анатомией я не увлекаюсь, но уже в десять знал, где что находится. Мне этот опыт преподнесла жизнь. В том возрасте я по глупости проглотил два болтика от конструктора. Испугался. Побежал к маме, которая заботливо объяснила мне, что завтра я этими болтиками покакаю, а потом, на ночь глядя, провела мне лекцию по анатомии. Андрюшка этих знании избежал, поэтому в тот день покорно принялся ждать смерти.

Мне было потешно и в то же время жалко его. Такой мелкий, мой опарыш, совсем не знает строение желудочно-кишечного тракта. Мне сразу вспомнилась известная интернет история про пятилетнего мальчика. Его попросили сдать кровь для спасения умирающей сестры. Он сдал, а потом спросил: а через сколько я умру? Ни дать ни взять Андрюшка.

Я прочёл ему ту же лекцию, что и мама мне три года назад. Под конец мелкий успокоился, всхлипывал, и прислушивался к моим словам. Такой потешный, с мокрыми ресницами. Добил он меня вопросом:

– А он в печени не застрянет?

От смеха я перегнулся пополам, только вот мелкому было совсем не смешно, и он покорно ждал, пока я успокоюсь и отвечу.

Уже на следующий день Андрюшка вышел из туалета с круглыми глазами и в шутливой форме заявил:

– Я посрал мистером Скрайлексом.

В тот день мелкий казался мне наивным, глупеньким и умилительным. Наверное, он думал, что кости у него деревянные, еда растворяется в крови сразу, как только её проглотишь, а смерть – это персонаж компьютерной игры.

Восьмого августа мама выходит из спальни, я проваливаюсь в дрёму в которой приходят воспоминания о мистере Скрайлексе, и я просыпаюсь. Больше той ночью мне уже не заснуть.

Я плачу до рассвета, потому что разум рисует мне видения мучений Андрюшки. То он барахтается в воде, а ил обвивает его лодыжку; то мелкий лежит на дне ямы с открытым переломом ноги. Но самое страшное видение – третье.

В нём Андрюшка в подвале непримечательного мужчины из нашего района, который опускается каждый вечер вниз, в темноту, и что-нибудь отрезает у Андрюшки. Кругом кровь, брат кричит. Моё сердце разрывается. Я рыдаю и кидаюсь в воображаемый подвал, на страшного мужчину, колотя его кулаками и крича:

– Тварь! Он даже ещё не знает, что такое смерть!!!

Мои красные глаза бурят потолок, за окном – рассвет. Я думаю, в смерти детей есть некоторая несправедливость. Они умирают, даже не зная, что с ними происходит.

Двенадцатого августа состоялись девять дней после смерти тёти Марины.

Стёпка написал десятого. За коротенькое слово: привет, я ухватился как утопающий за спасательный круг, и провёл длительный диалог.

Как ты?

Не знаю. Устал.

Чем занимался?

Устал грустить. Пусто в доме.

Я тебя понимаю. Без опарыша тоже пусто.

Приходите послезавтра на девять дней.

Я обязательно буду.

Мать с отцом перестали спорить о похоронах Андрюшки, но никакого действия не намечалось, из чего я делаю вывод: победила-таки мама. Однако родители почти не разговаривали. После ужина отец почти всегда выходил на крыльцо и проводил там время до поздней ночи, иногда стеклянными глазами читая Спорт-Экспресс, иногда смотря в пустоту. Десятого за ужином я предложил им сходить на девять дней тёти Марины. Отец, сворачивая газету, собираясь улизнуть на крыльцо, проворчал:

– Вот ещё.

Мама же пожала плечами и сказала:

– Мы сейчас в таком положении, что впору самим зазывать на поминки. На чужих похоронах мне только хуже станет.

– Тогда я схожу, – говорю, клюя макароны с сыром.

Шаркающие шаги отца на секунду замерли у двери, а потом щёлкнула ручка, и папа вышел в ночь.

– Тебе действительно нужно развеяться, встретиться со старым другом, – безучастно сказала мама и направилась наверх. С таким же успехом меня могло не быть, она бы не заметила.

Двенадцатого утром я надевая школьную форму. Оказывается, за лето, мои гормоны прибавили мне почти дециметр. Костюм стал меньше, но зато теперь он сидит приталено, даже стильно. Прицепляю галстук с незамысловатым розовым рисунком, и держу курс в дом давнего друга.

У ворот толпилась вереница машин, во дворе шептались незнакомые мне люди, облачённые в чёрные одежды. Мужчина в строгом костюме и две девушку, лицо одной из которых прикрывала вуаль, переговаривались почти у самых ворот. Девушки кротко смеялись, приложив руки к губам. Им наплевать на поминки, здесь просто раздавали бесплатную еду, и если бы не скорбная обстановка, они заржали бы во весь голос. А вот пожилая пара на крыльце выглядит печальной.

Прохожу мимо родственников и открываю дверь в прихожую Герундовых. В гостиной брожу мимо шепчущихся тел в поисках Стёпки, как возле стола меня окликает голос Серёги:

– Артём.

На Сером чёрный костюм, бордовый галстук осторожно прячется на белой рубашке. На лице парня не замечаю следов грусти, даже наоборот. Его рука обвивает талию молодой девушки, кажется Наташи. Я замечал пару раз её в обществе Сергея. Если её, но вроде всё те же прилизанные длинные золотистый волосы. Наташа кротко улыбается.

– Ты к Стёпке?

– Ну могу и к тебе, – пожимаю плечами и ворую со стола виноградинку.