Владимир Кантор - Победитель крыс

— Борис!

— Борис — борись!

— Борись.

И вдруг:

— Борис!

— Борис! — ее! — ее! — ее!

— Ссс! — сссс! — ссссс! — сссссс! — ссссссс!..

— Тш! — тш! — тшшшшшшшшшшшшшш! — шшшшшш!

И в наступившей тишине раздался цокот копыт, галоп, переходящий в крысиную побежку и снова в галоп.

Голоса и цокот копыт звучали, однако, как-то странно, словно плавали в тумане, отдельно, сами по себе, без существ, производивших эти звуки. Словно бы они просто рождались в тумане и вместе с туманом вплывали в уши и мозг Бориса — лестные слова и угрожающий галоп. Все это, наверно, происходит так оттого, казалось ему, что он не связывает происходящего с собой. Где-то краешком оставшегося незатронутым болезнью разума, он сознавал призрачность окружающего мира, и это сознание придавало происходящему еще больше призрачности. После слов о Борисе-победителе ему захотелось даже посмотреть на себя со стороны — неужели это про него речь? Но ничего не получилось.

Однако цокающий топот послышался уже совсем близко. «Как же это крысы ездят на лошадях?» — невольно подумалось ему, стало страшно, и этот страх показал ему, что все же он принимает, хотя бы отчасти, всю здешнюю ситуацию как взаправдашную, как нормальную, словно это и не он лежал только что на сундуке у бабушки Насти.

— Это не лошади, это такие специально под лошадей дрессированные крысы, — буркнул сзади Саша, угадывая его мысли. — Так что, считай, их вдвое больше, чем четверо. У этих, что вместо лошадей, тоже мечи есть.

— Отвали! С дороги! Отвали! — послышались уже совсем рядом властные и негромкие, хриплые, пропитые и прокуренные, можно даже сказать, приблатненные голоса. Очередь качнулась в сторону всем своим огромным телом. А он увидел сквозь туман фигуры в латах, на низкорослых конях, похожих на огромных крыс, с опущенными удлиненными забралами, из-под которых и раздавались эти жуткие голоса.

У Бориса защемило сердце — сейчас что-то произойдет, очередь набросится на четырех крыс-стражников и сомнет их, ведь тут он, Борис, которого они столько ждали и которого называют победителем крыс. Он не знал, куда его занесло и что тут происходит, вьявь это или только чудится, но чувство подсказывало ему, что, разумеется, крысы, угнетающие людей, — это ужасно. И хотелось влиться в толпу, которая сейчас что-то такое сделает, ведь ей, наверно, для такого поступка не хватало малого — его присутствия. И все вместе, они без особых усилий с его стороны победят.

— Отвали, мразь! Отвали, падла! — раздавались хриплые голоса крыс и копья слегка и лениво шевелились в их лапах, одетых в железные перчатки. И там, где стражники проезжали, образовывались воронки, пустоты, провалы, толпа отступала, ежилась, все теснее прижимаясь к стене, а крысы все ближе подвигались к Борису. Вот уже скоро будут рядом, вот уже ближайших к нему шевелят копьями, заставляя каждого поворачиваться к ним лицом и пристально его разглядывая. И Борис понял, что первым никто не решается, что, наверно, ждут этого от него, ведь «борись, Борис», говорили они, и он крикнул, сорвавшимся и нелепо пронзительным, как оно и бывает во сне, самому себе противным голосом:

— Эй, люди! Вас же много!

Но от крика его началось делаться странное: все люди, бывшие неподалеку от него и сидевшего на приступочке у подъезда Саши, стали словно растворяться в тумане, пока они не остались в одиночестве. И туда, к ним, устремились стражники. В грозной тишине раздался дважды голос гадкий переднего крыса:

— Уй-уй! Не могу! Г ли, какой Борик! Ой, испугался, — и он копьем указал на Бориса, повторяя: — Гли, вот он, Борис-то! А мы-то его искали повсюду!

Крысы надвигались и росли, раздувались, направляя на него свои копья, а он хотел поднять руку и не мог, хотел сказать и не мог, шагнуть и не мог, хотел просто вжаться в стену и не мог пошевелиться, чувствуя, что он в состоянии только рухнуть как куль с мякиной и не двигаться, и пусть они заколют копьями: сопротивляться он не в силах. И только одна дурацкая мысль посетила его: «Раз они меня искали и теперь убьют, значит, быть может, все это и не сон, а мне только снилось, что это сон, а вот убьют, и все окажется взаправду». И от этого рассуждения холодная немочь овладела им окончательно.

Но тут вдруг какой-то крик словно электричеством дернул его:

— Бежим! — крикнул Саша и сильно потащил за руку.

От его рывка Борис крутанулся на одном месте и чуть не упал, настолько ноги не слушались его, так что Саше пришлось просто проволочь его и силой заволочь в подъезд, где он немного опомнился, пришел в себя. А Саша снова крикнул:

— Вверх! Бегом! Успеем!

И тут начался этот бредовый бег вверх по лестницам и площадкам, такой бег, какой наяву никак не возможен.

Ноги, руки, все тело стали вдруг удивительно послушны и ловки. Борис бежал вверх по разрушенной лестнице, с кой-где разбитыми и проваленными ступенями. У подъезда слышалось фырканье крысолошадей, а потом следом раздался топот преследователей. Саша несся впереди, а Борис старался не отставать. Они поднимались, не останавливаясь ни на мгновение, но Борис успел заметить, что ступеньки этой лестницы выложены изразцовой плиткой, как бывает в старых домах в центре города, а перила чугунные, плотные, отполированные руками до светлых пролысин. Каждый лестничный пролет кончался двумя площадками, и они сворачивали то на левую площадку, то на правую, потому что каждая из площадок имела новую, свою лестницу, и такими разворотами, как догадался Борис, они пытались сбить след. Один раз они пробежали по какому-то переходу с пятнами квартирных дверей по стенам этого перехода и очутились, как показалось Борису, вообще в другом подъезде, если не в другом здании. И снова вверх, вверх, не останавливаясь, не отдыхая.

В следующий момент стало не то, чтобы сложнее, но страшнее: сквозь какую-то стеклянную дверь они выскочили на открытую площадку, стены вокруг которой были полностью разрушены, а сама она шаталась под ногами над пропастью во много этажей, держась на железных скрепах, наполовину вылезших из своих пазов. Они пробежали по ней, сразу окутавшись уличным белесым и влажным туманом, вбежали в другую, тоже стеклянную дверь, и выскочили на новую лестницу. Борис, не прекословя, доверясь полностью, следовал за Сашей, стараясь взглядом не потерять его кожаного пальто, которое тот не сбрасывал и которое словно бы и не мешало скорости его бега. Время от времени Саша оборачивался, проверяя, следует ли за ним Борис, подмаргивал ему сразу обоими глазами и выглядел так плутовски-бесшабашно, что Борис преисполнялся благодарностью к нему и уверенностью: непременно они убегут от хриплых и страшных крыс.

И тут они выскочили на площадку, где лестница обрывалась, точнее сказать, отсутствовали нижние ступенек десять, верхние же, прикрепленные к следующей площадке, существовали. Они свисали на покореженной чугунной арматуре, покорежены были и чугунные перила, но, судя по всему, дальше лестница продолжалась нормально.