Ирина Родионова - СемьЯ

Саша чувствовала, как в груди поселяется дрожь от обиды. Но молчала, закусив губу. Лишь выдохнула коротко:

– Почему ты так, а? Я ведь ничего…

– Потому что я знаю тебя лучше, чем ты сама, – процедила Женя.

– Жень, – оборвал Юра, и та сразу же сникла.

Саша переспросила:

– Ты… Меня знаешь? Откуда? Мы были знакомы?

Женя отвернулась, не собираясь продолжать беседу. Она отошла к своему прогнившему дивану, сгорбленная и мослатая, а потом и вовсе затихла там, с ненавистью поглядывая на Сашу.

– В общем, я предлагаю перебраться, – сказал Костик. – Под утро соберем вещи и пойдем ко второму гнезду, оно выше, и там не должно быть воды.

– Переходы могут быть затоплены, – напомнила Мила. – Нам же придется спускаться вниз…

– Не думаю, – отозвался Юра. – Там переборки, уровни… Где-то и правда может стоять вода. Но, я думаю, доберемся. Там спокойнее.

– Да я вообще не против, – пожала плечами Мила. – Давайте перебираться. Если лестницу затопит…

– Отлично. И по пути забросим Сашу наверх. Договорились?.. Жень?

– Да пошли вы, – буркнула Женя.

– Значит, договорились. Давайте ужинать.

Они сновали по узенькой комнате, словно чьи-то воспоминания, выпуклые тени на блеклых обоях. Саша, присевшая к столу рядом со свернувшейся калачиком Валей, разглядывала их, не желая участвовать в толкотне.

Юра доливал вонючий керосин, от которого щипало глаза, в погашенную лампу, Костик суетился, двигая матрасы, Мила стучала жестяными банками в дальнем углу, где сгорбилась набыченная Женя. На деревянный столик бросили зажженный фонарь, и по комнате разлился холодный неживой свет.

К Саше подошел немой Егор, осторожно тронул ее за плечо и сразу же отвел взгляд в сторону.

– Привет, – Саше стало неловко. – Ты что-то хотел?..

Он взмахнул руками в воздухе, словно печатал что-то на телефоне, и снова глянул на Сашу. Она покачала головой:

– Ты хочешь на чем-то написать?

– Он просит твой мобильник, – сказал Юра, подкручивая лампу. – Телефон пережил падение?

– Да, но… – Саша вновь посмотрела на бледное лицо Егора, на котором невозможно было прочесть ни единой эмоции. Он стоял, умоляюще протянув руку, и Саша не знала, как ему отказать.

Его друг нашел ее в черных коридорах, привел в уютную комнату, где вот-вот зажжется теплый свет в керосинке, Сашу накормят, проводят до выхода… А она думает только о том, как бы сэкономить заряд батареи?

– Зачем он тебе? Там все равно нет связи, я проверяла.

Егор кивнул и, вытянув вперед пальцы, изобразил выстрел.

– Он хочет поиграть во что-нибудь. Любит стрелялки, но у нас такого давно нет. И электричества тоже нет.

Сашин слабый протест, что глупо тратить батарею на игры, когда ей надо дозвониться до матери и папы, комом застрял в горле. Она улыбнулась через силу и протянула телефон.

Егор сразу отошел в сторону и сел на первый попавшийся матрас, носом уткнувшись в разбитый экран. Саша, растерянно наблюдающая за ним, хотела попросить не сажать батарейку слишком сильно, но даже этого не смогла сделать.

Юра протер лампу грязной ветошью и вновь запалил, закрутив пробку. Дрожащее свечение озарило бледные лица.

– Откуда здесь эта древность? – спросила Саша.

– Керосинка? – Юра затушил спичку и снова завозился, возвращая стеклянную колбу на место. – Я нашел ее в одном из технических помещений. Крутая, да? Свет шикарный. Теплый…

Бледный фонарик потух, и к бродягам на огонек словно бы заглянул сам уют.

– Да, только ты когда-нибудь сожжешь тут все к чертовой матери, если будешь заправлять этим вонючим керосином, пока она даже не остыла, – беззлобно буркнула Мила, подходя к ним. В руках она держала жестяную банку с оторванной этикеткой.

– Что это? – спросила Саша, пока остальные обитатели гнезда подтягивались к столу.

– Тушенка. Конина. Холодная, правда, но костер разводить не будем… Пальчики все равно оближешь!

Саша отвела глаза.

– Я… Я не ем мясо.

Женя, усевшаяся по правую руку, фыркнула в таком бешенстве, что даже лампа будто бы чуть померкла перед ними. Мила замерла с банкой в руках:

– Но как же…

– Значит, ты сегодня не жр-решь, – отрезала Женя. Ее картавость чуть смягчила грубое слово. – Милка, давай в темпе. У меня желудок сейчас склеится.

– Зря ты не хочешь, – сказал Костик, усаживаясь напротив. В руках у него покоилась жестяная миска с присохшими комочками еды. – Правда, вкусно. Может, кусочек?

– Я вам верю, но несколько лет назад я пообещала себе, что не стану есть животных. Я, наверное, слишком наивная, но мне их жалко.

– О да, – влезла Женя. – Как же замечательно, что ты сама это понимаешь.

– Жень, – Костин выдох, такой уже родной и знакомый. Саша с трудом сдержала улыбку.

– Ну, как хочешь, – Мила сноровисто вскрыла банку консервным ножом и, зачерпнув ложкой мясо в глянцевой пленке жира, первым делом положила Юре. – Правда, в таком дурдоме можно было бы хоть немного поесть. Силы пригодятся.

– Я не хочу, – натянуто улыбнулась Саша. – Правда. Спасибо за предложение.

– Давай хоть воды тебе налью… Воду-то ты пьешь? – спросил Костик с преувеличенной серьезностью.

– Пью, – улыбнулась Саша.

Ужинали в тишине. Саша чувствовала себя белой вороной, замечала в чужом чавканье долгие паузы, видела сомнение в глазах. Бродяги ели, делая вид, что все нормально, но воздух вокруг них чуть подрагивал от напряжения.

На Сашу, то и дело отхлебывающую из кружки, старались не смотреть.

– А где вы берете еду? – спросила она, устав от тягостного молчания.

– Вор-руем, – ответила Женя с вызовом.

– Приходится, – согласился Костик. – Порой делаем вылазки, обчищаем склады. Сейчас проще – яблоки, картошка на огородах… Наберем на зиму, и нормально.

Саша лишь кивнула ему в ответ.

Вновь повисло молчание, ложки судорожно заскребли по мискам. Лампа чуть мерцала, и Саше нравилось смотреть на нее, на ее живой огонек, будто бы костер, что разливал тепло по сторонам. Саша давно согрелась, и на щеках ее проступил румянец – она чувствовала, как кожу покалывает прилившей кровью.

– Валенька, давай покушаем… – Мила, сидящая рядом с девочкой, ласково гладила ее ладонью по волосам, а Валя морщилась, прятала лицо от света.

Да, Мила старше бродяг, ее расплывшееся тело выглядело материнским среди худых и нескладных обитателей гнезда. Даже то, как она ласково проводила рукой по хрупким девчоночьим плечам, с какой нежностью будила Валю, говорило о многом.

– Давай-давай, просыпайся. Ночью встанешь голодная, а кормить тебя уже никто не будет, – уговаривала Мила.

Саша попыталась вспомнить, будила ли собственная мать ее такой лаской хотя бы раз в жизни, но не смогла. Она без отрыва смотрела на Валю, которую Мила уже усадила на колени и принялась сноровисто кормить тушенкой, что липла блестящей пленкой к ложке. Видимо, Мила спешила накормить девочку, пока она еще до конца не проснулась.