Юрий Ситников - Книга теней

Чтобы убить время, мы стали играть в «дурака». Правда, прежде чем начать игру пришлось несколько раз объяснить Алексу правила. Удивительно, но они в Лондоне не умеют играть в карточного «дурака». Забавно! Мне казалось, «дурак» – игра международная.

– Ты опять бросил не ту карту, – раздражённо, терпения у него никогда не было, сказал Тёмка, вернув Алексу восьмёрку червей. – Я тебе говорил, нельзя «бить» старшую карту младшей.

– Ты в прошлый раз сам бросил восьмёрку на короля.

– В прошлый раз черви были козырем, а король пиковый. Козырем можно «бить» любую карту, если только это не старший козырь.

Алекс бросил карты на пол.

– Не буду я играть в вашего идиота, не хочу.

– В «дурака», – поправил я Алекса.

– Какая разница, лучше скажите, когда кончится дождь?

– Мы тебе не метеостанция, – буркнул Тёмка, начав тасовать колоду карт. – Ладно, не хочешь в карты, давайте комп включим.

В дверь позвонили. Алекс быстро вскочил на ноги и выбежал из комнаты.

– Это Ирина Константиновна, она обещала принести оладьи. Я сам открою.

– Всё, мы его потеряли, он подсел на её еду, – продолжал бурчать Артём. – Оладьи, блин! У меня они уже в печёнках сидят. Чего ты смеёшься, я джинсы сегодня с трудом застегнул, бабе Ире надо плиту сломать. А что, сойдёт, как вариант временной голодовки, а, Вить?

– Иди, сломай, и тогда она с утра до вечера будет тусить на нашей кухне. Предупреждаю, ты переберёшься жить на лестничную площадку, сам твои шмотки туда вышвырну.

– Вить! Артём! Опять…

Мы выскочили в коридор. Ирину Константиновну не увидели, зато стали свидетелями очередной чертовщины: Алекс держался за распахнутую металлическую дверь, а неведомая сила вытягивала его на лестничную площадку.

– Держите меня! – просил он. – Вить, Тёмка!

Я протянул руку, Артём схватил Алекса за ногу. Нас буквально высасывало из квартиры.

– Зачем ты открыл дверь? – кричал я, почувствовав, что ноги оторвались от пола, и я наполовину оказался на лестничной площадке. – Тёмка, не тормози, держи крепче!

Артём собирался протянуть мне руку, но не успел. Возле двери он увидел тень, она приблизилась ко мне почти вплотную. В сознании паникёра Артёма произошло кратковременное замыкание. Он не стал кричать, не стал трястись от страха при виде тени, в Артёме пробудился героизм, дремавший доселе где-то глубоко в закоулках его подсознания.

Издав нечто вроде победоносного клича, он схватил стоявший в коридоре стул, поднял его, словно тот был не тяжелее теннисной ракетки, и со всего размаху саданул по тени. Стул, разумеется, сломался и сразу прекратился этот кошмар. Я упал на пол, вспотевший от страха Алекс, продолжал мёртвой хваткой держаться за металлическую ручку, а Тёмка поспешил втащить меня в прихожую и хлопнуть дверью.

– Пронесло! – сказал я, сидя на полу, облокотившись спиной о стену.

– Зачем ты сломал стул? – спросил Алекс.

Тёмка рассказал нам о тени.

– Тень? Хм-м… Видел её вчера в глазок, – сказал я, осторожно поднявшись с пола. – Алекс, ты прав, нам хотят помешать. И думаю, они ни перед чем не остановятся, время работает против нас, это фигово. Слушайте, плевать на дождь, идёмте к старику прямо сейчас.

Когда в прихожей раздался звонок, мы, не сговариваясь, отпрянули назад.

– Не подходи, – шикнул мне Тёмка. – Витька, стой!

– Я в глазок посмотрю.

В дверь начали стучать.

– Ребята, у вас всё в порядке? – услышали мы голос Ирины Константиновны. – Почему не открываете? Витя! Тёма!

Я распахнул дверь. Обеспокоенная Ирина Константиновна зашла в прихожую, посмотрела на перепуганного Алекса, нахмурила брови, сморщила лоб, на нём сразу же прибавилось морщин.

– Чем вы занимались, откуда на площадке сломанный стул? Виктор, ваши штучки?

– Стул случайно сломался, – начал выкручиваться Артём. – А вообще мы на улицу собирались.

– А со стулом что?

– Не выдержал веса Алекса, вы слишком хорошо нас кормите.

– Не остри, зачем Алекс вставал на стул на площадке?

– Лампочку выкрутить хотел, – быстро соврал я. – Вчера она перегорела, надо новую вкрутить.

Баба Ира мотнула головой, подняла с пола спинку стула и, спохватившись – у неё на плите что-то подгорало – поспешила к себе.

– Сваливаем, пока она не вернулась, – сказал я Темке, зашнуровывая кроссовки.

В кухне послышался грохот и крик Алекса. Понимая, что на него опять совершенно нападение, я рванул на крик. Но вбежав в кухню, не увидел, ни теней, ни гномов, ни призраков. Алекс сидел на полу, растирая правую ногу, рядом валялась апельсиновая кожура.

– Поскользнулся, – простонал он. – Какой идиот догадался кожуру на пол швырнуть?

Я посмотрел на смущённого Тёмку.

– А чего сразу я, – начал оправдываться брат. – Она случайно со стола упала, я хотел подобрать, но не успел. Ну, с кем не бывает. Сильно ногу ушиб?

– Это не перелом, жить буду.

Мы помогли Алексу встать, он постоянно ойкал и морщился.

– Сходили к Михеечеву, – злился я, усадив Алекса на кровать. – Тём, тебе голову надо оторвать.

– При чем здесь я?

– А кожура? Ты один у нас любитель апельсинов, и только ты бросаешь кожуру, где попало. Соображать надо! А если бы он ногу сломал.

– Не сломал же.

– К старику надо идти в любом случае, – Алекс с мольбой посмотрел на Тёмку, затем на меня. – Останусь дома, а вы идите.

– Один останешься? Офигел?! А если на тебя опять кто-нибудь охоту откроет, не-е, Вить, одного его оставлять нельзя.

– Сам знаю.

– Ничего со мной не случится.

– Не спорь, Алекс, мы должны быть уверены в твоей безопасности.

– И что предлагаете? – Алекс сник. Бездействовать, теряя драгоценное время, было непозволительно.

– За Алексом присмотрит Ирина Константиновна. – Артём выбежал из спальни. – Сейчас её позову.

– Не говори про апельсиновую корку.

– Не учи! – крикнул Артём, хлопнув входной дверью.

Баба Ира, узнав, что у Алекса ушиб, начала суетиться над ним как квочка над любимым цыплёнком. Про нас с Тёмкой она вообще забыла, что оказалось нам очень даже на руку. Незаметно ускользнув из дома, мы выбежали на улицу. Дождь закончился, ветер разогнал тучи, дышалось легко, влажный воздух был пропитан ароматом сирени, и мы, ловко маневрируя между лужами, пошли к автобусной остановке.

…Геннадий Адамович жил в старом доме, еще довоенной постройки, на третьем этаже в двадцатой квартире. Увидев Михеечева, я сначала насторожился, в голове мелькнула мысль, суть которой мне не удалось уяснить. Потом появились сомнения, я снова и снова вглядывался в лицо пенсионера, понимая, что произошла ошибка. Не может быть, чтобы стоявшему перед нами человеку перевалило за сто лет. Выглядел он намного моложе, я бы дал старику лет семьдесят-семьдесят пять.