Александр Завьялов - Премудрая Хозяйка

Характер у Анохи трусоватый, подленький. Над животными всегда издевается, а с другими лесовинами хитрит. Одни глаза Анохи чего стоят – взгляд надменный и одновременно какой-то дебиловатый… Да что говорить, стоит только раз на Аноху взглянуть, и сразу всё понятно… Однако сам он думает, что умней его во всём свете нет.

Аноха над другими лесовинами посмеивается и говорит сам себе:

– Болваны! Ничего, узнают ещё, кто такой Анокар Зеленский! – ну, это он себя так называет. – Дайте мне только время, я вас всех в грязь втопчу!

Ещё Аноха дневник ведёт. Тщательно следит, чтобы каждое его действо на бумагу легло. Я, говорит, великий лесовин, потомки с меня пример возьмут. По моим книгам в академиях учиться будут. Это сейчас среди лесовинов одни болваны, а когда настоящую науку поймут, и лесное житьё изменится.

Если волк в его лесу жизни лишится, Аноха горюет сильно и поминки пышные устраивает. Не только мясоеды, а все жители Кара-Шимского леса должны присутствовать. И попробуй кто-нибудь не поплачь! Строго Аноха следит, чтобы олени, лоси и другие травоеды навзрыд плакали и причитали.

Соберёт Аноха животинку со всего леса и торжественную речь произносит. По его словам всякий раз выходит, что необыкновенный волк приказал долго жить.

– Столько он добра для леса сделал, – обливаясь слезами, говорит Аноха, —Сохраним же память о нём в наших сердцах! Спи спокойно, серый благодетель! Мы тебя никогда не забудем!

А там, может, и волк-то был – откать последняя. Хуже и не придумаешь. Только для своей доволи жил. Все мысли, как бы брюхо под завязку набить. Ну а для Анохи все волки – лапушки.

Что и говорить, если сам свою породу волков вывел. В Кара-Шимском лесу четыре стаи волков живут. Три из них – это природные волки, к ним и стая Хвата Серпоклыка относится, с которой Илька разговаривала, а четвёртую – Аноха при себе держит. Особенные эти волки, их Аноха, как это у людей сказывают, специальной селекцией развёл.

Давно он, скажу тебе, замечтал необычных волков на все леса напустить. Одно время, лет триста назад, на пирушках всегда похвалялся:

– Скоро у меня волки ростом и силой с медведя будут, а быстротой – как олени.

Ох и намучился он на этом поприще! Подберёт волка с волчицей по своим мыслям, подведёт друг к другу, кровями их перепутает – и необыкновенную породность ждёт. А у тех или мертвые рождаются, или только один волчонок на поглядку, а остальные хилые либо с уродством каким.

Всё-таки вывел породу по своим мыслям. Волки получились рамистые – и в теле могучие, и силой на отличку. Сказывают, два его переярка, было дело, у огромного медведя шкуру уносили. А на лося, плетут, и вовсе поодиночке ходили.

Многим числом, правда, развести не получилось. Как ни старался Аноха, а самая большая стая у него была – с десяток хвостов. Чтобы по другим краям и лесам пустить, об этом и речи нет. В которые годы и вовсе думал, что без своей знаменитой породы останется.

Самая главная загвоздка, что недолговекие у него волки. Больше семи лет не живут. К шести годам нутром трухлявые и утлые становятся. Да и молодого волка иной раз хворь тайная подкосит. Уж чего только Аноха не перепробовал! Сам обо всех болезнях и фаробах 3 3 Фароба – непонятная болезнь, которую врачи объяснить не могут , которые по миру ходят, доподлинно знает, а отчего его волки гибнут, объяснить не умеет. Сколько уже над этой тайной бьётся! Правда, не очень-то и печалится. Любит повторять: не тот живёт больше, кто прожил дольше. У моих волков жизнь интересная, они больше жизней губят.

Ну а в последнее время отчаялся и от своей задумки отступился малость. Неожиданно прояснилось, что из его волков певуны хорошие получаются. И Аноха загорелся небывалый хор создать. Уже не старается, чтобы его волки сильные и ловкие были, а таких на развод отбирает, у которых голосишко на особинку. Притом за многие годы добился, что все самцы у него в хоре самыми писклявыми голосами визглявят, а все самки – чистые басы. Аноха, вишь, думает, что так и должно быть. У него, вишь, у самого голос писклявый…

У Анохи волки-певуны хоть и рамистые, а трусливые – прямо каждого шороха боятся. Охотники из них никудышные. А волчий промысел, известно, всегда с огромным риском связан. Тут и под копыто попасть можно, и на острые рога наскочить.

Зелёнка им сам съестное достаёт. Для лесовина это проще простого. Накудесит волшебной силой всякой еды, и ешь не хочу. Хоть оленя целикового, хоть кабана к столу поднесёт. От природных они ничем не отличаются – и обличье, и нутро до каждой клеточки скопировано. Мясо на вкус – то же самое. В том только разница, что в Анохиных мясных тушах жизни никогда не было. Такой уж у лесовинов дар: тело любого животного явить могут, а жизнь в неё вдохнуть не в силах. Этого им по сути не дано. И мёртвых они оживлять не умеют. Если уж живика (люди её душой называют) вылетела, только и может лесовин, что вслед платочком помахать, а вернуть уже не получится. Если только сама она, живика-то, назад не вернётся. Однако у животных это редко случается. Вот у человеков – да, бывает, часто душа возвращается. То назначение своё не выполнит, а то и врачи сноровистые попадутся, насулят исцеление и назад душу приманят.

Всё же у подопечных Анохи какая-никакая, а волчья суть. Потому им иной раз и самим поохотиться по нраву. Только ничего толкового из этого не выходит. После охоты приходят волки к Анохе и жалуются, плачутся. Рассказывают, перебивая друг дружку, дескать, охотились весь день и не солоно хлебавши вернулись. Якобы какой-то там лось их с носом оставил.

Ну, Аноха сразу заступаться бежит. Найдёт того лося и ругает почём зря.

– Болван! Как ты смел убежать от моих волков?!

Сделать он сохатому ничего не может, по лесному закону не положено, а так напугает, что тот в спешке в другие леса убегает. Поймёт Аноха свою оплошку, когда уже исправить ничего нельзя. Пойди докажи другому лесовину, что это твой лось.

Ну да ладно с этим Анохой, а расскажу я тебе, как лебеди на самом деле зимой на тёплой речке очутились и зажили в чудном домике с двумя трубами.

Зимой лесному народцу всегда трудно. С кормёжкой совсем худо, да ещё Ледовитки злыдарят. То Стыня Ледовитка лютую стужу напустит, то Путерга с дочерьми, Вьюгой и Метлухой, со страшной бурей нагрянут. Как начнут лютовать да буйствовать, так хоть с жизнью прощайся. Это у них забава такая: по нраву им, вишь, живую плоть в застылину облапить и в снег зарыть.

Вьюга и Метлуха, хоть и двойнятки, а друг на друга совсем не похожи. Вьюга красавица – и лицом и статью взяла. Но гордая! Высокомерная и спесивая, возомнила о себе, что она самая раскрасавица да ещё певица великая. И как возьмётся голосить с утра до вечера, и пока сама не обессилит, не остановится.