Марфа Ушкина - Миссия с другой планеты

– Почему вы назвали моего папу снеговиком? – спросил я.

– Что за снеговик? – на этот раз дядя Стёпа мельком глянул на меня.

– Вы моего папу снежным человеком назвали, – напомнил я.

– Ты шуток не понимаешь? Или терпение моё испытываешь? – строго посмотрел на меня дядя Стёпа.

– Понимаю, – поспешно сказал я. И в доказательство того, что отлично понимаю шутки, пошутил сам: – Мой папа снеговик, а моя мама снежная баба.

– Ага. А твоя тётя Снежная Королева, – сказал дядя Стёпа.

– Это тоже шутка? – на всякий случай уточнил я.

– А вот это мы и выясним, – сказал дядя Стёпа и потянулся к телефону на столе. Телефон – это такой аппарат, по которому трёшкапланцы разговаривают друг с другом, если им лень идти, чтобы что-то сказать другому.

– Алло, Маша, проверь по базе, нет ли в розыске подростка лет тринадцати, волосы короткие, светлые, глаза серые, особых примет нет, разве что лопоухий, – сказал дядя Стёпа в телефон.

В этот момент Птахин опять ткнул меня в бок локтем.

– Давно в бегах?

– Я не в бегах, я был у обитателей других планет, – начал я, но сосед меня перебил.

– Ты эту лабуду им оставь, – мотнул он головой в сторону стола. – А мне можешь правду говорить – зуб даю, что не выдам, – сказал Птахин и улыбнулся. Судя по количеству зубов у него во рту, выдавал Птахин часто.

– Птахин! – окликнул его дядя Стёпа. – Не приставай к ребёнку.

– Всё, молчу, молчу, – ещё сильнее заулыбался Птахин.

Дверь открылась и в комнату вошла трёшкаплантка. В том, что это была трёшкаплантка, я не сомневался: она была в юбке и у неё были длинные волосы, всё как по учебнику.

– Вот, – протянула она дяде Стёпе какие-то бумаги и внимательно посмотрела на меня. – Думаю, это Нечаев. Ушёл из дома два дня назад, 23 сентября, и не вернулся.

– Так, так, так… – дядя Стёпа изучал бумаги. – Вот и отлично! Родителям сообщи.

Трёшкаплантка улыбнулась, ещё раз посмотрела на меня и ушла.

– Ну что, Нечаев Дмитрий Юрьевич, Снежная Королева вовсе тебе и не тётя. Сейчас позвонят твоей маме, и через полчасика она уже прибежит за тобой.

– Я не Нечаев Дмитрий Юрьевич, – сказал я.

– Откуда же ты знаешь, что ты не Нечаев? Ты же ничего не помнишь? – сощурил глаза дядя Стёпа.

– Знаю и всё. Мне в Исследовательский Центр надо.

– Вот придёт за тобой мамка и поведёт тебя хоть в центр, хоть на карусели, а захочешь, и в зоопарк сводит, – сказал дядя Стёпа. – А мы вернёмся к нашим баранам, то бишь к тебе, Птахин.

Птахин приосанился и приготовился отвечать про баранов. А я размышлял о том, как же мне попасть в Исследовательский Центр. На Трёшкапланте оказалось сложнее, чем я думал.

Прошло не так уж много времени (по крайней мере, я за это время ничего путного придумать не успел), как в кабинет не зашла, а ворвалась какая-то трёшкаплантка и набросилась на меня.

– А вот и мама подоспела, – довольно сказал дядя Стёпа.

– Сынок, сынуля, живой!.. Здоровый!.. – обнимала меня трёшкаплантка. – Как же ты меня напугал!

– Вы являетесь матерью несовершеннолетнего Дмитрия Нечаева? – спросил её дядя Стёпа и, дождавшись утвердительных кивков от трёшкаплантки, продолжил: – Подойдите и распишитесь вот тут. И тут. И ещё тут, тут и тут. И вот здесь, здесь и здесь. Ага, теперь можете забирать своё чадо. И больше не теряйте!

– Спасибо вам огромное! – сказала трёшкаплантка и подхватила со стула мои очки и шапку. – Твоё?

Я машинально кивнул, не понимая, что делать. Всё шло совсем не так, как должно было идти.

– Я не Дмитрий Нечаев и это не моя мама, – сказал я дяде Стёпе – Почему вы мне не верите?

– Верю, – сказал дядя Стёпа. – А пока, Дима, иди со своей мамой.

И я пошёл. Мама так мама. Нужно приспосабливаться к меняющимся условиям пребывания на Трёшкапланте. Потом что-нибудь придумаю.

Мама уже взялась за ручку двери, когда я вспомнил, что мне говорил Птахин.

– Подождите! – чуть ли не выкрикнул я. – Я же забыл оставить вам свою лебеду!

– Увидите же его! – выкрикнул в ответ дядя Стёпа.

"Наверно, опять какие-нибудь шалопаи обнаглели в конце самого конца“, – только и успел подумать я, прежде чем мама дёрнула меня за руку, и я оказался по ту сторону двери.

На улице было темно и уже несильно жарко. Не так уж и плохо на Трёшкапланте, если не считать самих трёшкапланцев, которые своим неверием и непониманием срывают мои исследования.

– На, надень, – протянула мама мне шапку. Очки она спрятала к себе в сумку. – Откуда ты эту ужасную одежду-то взял?

– Оттуда, – махнул я куда-то рукой.

– А своя где?

– Там, – махнул я туда же.

– Понятно, – сказала мама. – Пошли на остановку, здесь недалеко.

И мы пошли. Моя мама была невысокой трёшкапланткой, с белыми, спускающимися чуть ниже плеч, волосами. Она была одета в мужскую одежду: на ней были синие обтягивающие брюки, синяя короткая куртка, ботинки, а в руках большая сумка. Так что если бы не длина волос, можно было бы подумать, что это трёшкапланец, а не трёшкаплантка.

И ещё моя мама оказалась очень многоговорящей трёшкапланткой. Она говорила так много слов и так быстро, что я почти ничего не мог понять, все слова сливались в один непонятный текст. Из всей её речи я уловил лишь отдельные фразы и слова, которые повторялись чаще других: "как ты мог", "места себе не находила", "с ума чуть не сошла", "не знаешь", "не думаешь", "не понимаешь", "тётя Таня".

Я был погружён в свои мысли, поэтому и не пытался вникнуть в то многообразие слов, которые говорила мама. Я думал о том, что мои исследования на грани провала. Я смотрел на высокие дома, бесконечно жужжащие машины, на спешащих и медленно идущих трёшкапланцев, на редкие деревья, на красивое тёмное небо. Шёл и смотрел, потом остановился и смотрел, пока мама не потянула меня за руку:

– Чего стоишь? Наш автобус, поехали.

И мы поехали. Я решил, что должен сказать этой трёшкаплантке правду и попытаться ещё раз добраться до Исследовательского Центра.

– Я не Дима, – сказал я громко, чтобы мама перестала извергать поток слов. И она перестала.

– Я не Нечаев Дмитрий Юрьевич, – повторил я. – Я был у обитателей других планет и мне нужно в Исследовательский Центр, чтобы всё им рассказать.

Мама смотрела на меня с очень круглыми глазами.

– Ах, вот ты как!.. В центр ему нужно! Я тут чуть с ума не схожу от беспокойства, а ему в центр нужно! Не в центр тебе нужно, а совесть тебе нужна! Совести у тебя нет! – закричала она. Наверно, громко, потому что даже трёшкапланцы, сидящие далеко от нас, начали оборачиваться и смотреть, у кого это там нет совести?

И я испугался. А вдруг именно в этом причина моих неудач? И всё дело в том, что, высаживая меня на Трёшкапланту, мне забыли выдать совесть? Отправили меня на Трёшкапланту без совести!.. А вдруг я умру? Вдруг без совести на Трёшкапланте вообще жить нельзя?