Владислав Крапивин - Бабочка на штанге (Стальной волосок-3)

А директором был хромой нескладный мужчина по имени Станислав Иваныч.

— Говорили, что ссыльный, — с оглядкой сообщила хозяйка Юрику и его маме.

Театр существовал до конца сорок первого года. Потом закрылся, а Станислав Иваныч исчез неизвестно куда… («Знаем куда», — хмуро подумал Лодька, у которого отец сидел в лагере под Салехардом.)

Дом внутри разгородили на комнатки и стали там селить приезжих — тех, кто был эвакуирован подальше от войны. Потом этих людей распределили по другим домам, в комнатках стали селиться местные жители, оказалась там и бабка, нынешняя хозяйка. Сразу после войны она затеяла тяжбу с властями, потому что ее прежний дом сгорел по вине квартирантов-офицеров стоявшей тогда в Тюмени военной части. Как ни удивительно, а бабке удалось отстоять свои права (наверно, по причине своей вредности). И она сделалась то ли владелицей, то ли пожизненной арендаторшей половины бывшего кукольного театра. Стала сама сдавать комнаты приезжим (так в начале сорок пятого попали в этот дом и Юрик с мамой).

Оказавшись почти полной хозяйкой, старуха сразу взялась приводить дом «в нужный вид» (соседи не смели спорить). Она ободрала с дома резьбу. Оставила только верхние карнизы на окнах и ставни, а боковые наличники, хитрый орнамент между окнами и вставленные в него маски пообрывала без жалости.

— Зачем? — горько удивился Юрик.

— А потому как одна нечистая сила там: всякие кикиморы, шуты гороховые и другие образины… Говорят, делал их еще в том веке какой-то деревянный мастер, нехристь окаянная… Все и пожгла от греха. Лишь на того мальчонку рука не поднялась, больно симпатишный показался, не из ихней компании. Только упрятала подальше…

Юрик не посмел сразу попросить себе маску. Чуял, что бабка может упереться. Решил сперва втереться в доверие и улучить момент. Это было за два дня до знакомства с будущим другом Лодькой. Знакомство отвлекло от мыслей о маске, а еще через два дня вдруг появился отец и стремительно увез их с мамой в Ленинград… Потом было в жизни всякое. И в результате этого «всякого» мать с другим, новым мужем осталась в Ленинграде, а отец с Юриком оказались опять в Турени (или в Тюмени — вечная путаница с этими названиями!). Лишь тогда, после седьмого класса, Юрик снова увиделся Лодькой. И стали они друзьями навсегда…

А о маске Юрик почти не вспоминал. Она осталась где-то в прошлой жизни…

Но вот сейчас эта жизнь приблизилась снова, вырезанный рукой неизвестного мастера мальчик опять улыбнулся сквозь полумрак… И как будет замечательно, если улыбаться он отныне будет не в заброшенном сундуке, а на носу маленького, но настоящего парусника! Станет членом экипажа!

Лодька и Лёнчик идею шумно одобрили (хотя и поругали Юрика за то, что раньше ничего им про маску не рассказывал). И отправились на разведку.

Дом на улице Челюскинцев еще больше осел в землю, лопухи закрывали окна до половины. Щелястый сарай с сеновалом по-прежнему кособочился в глубине двора.

Наверняка, и маска была на прежнем месте. А куда ей деваться?

И… сама бабка тоже была здесь. Во дворе! Прошедшие восемь лет заметно согнули ее, но походка оставалась твердой. Бабка шагала по двору, созывая квохчущих пеструшек, и широкими взмахами сеятеля раскидывала перед ними просо.

Друзья переглянулись. И все трое пришли к выводу, что «дело дохлое». Мол, фигу, а не маску даст им эта ведьма. Даже и на сеновал не пустит. «Хулиганство одно на уме! Сожгете там все на свете!»

— Здесь неподалеку живет Эмка Семухина, — сказал Лодька. — Знаете ведь ее…

Друзья хихикнули: как не знать рыжую Эмку, по которой уже два года сохнет Лодькино сердце.

— Я в том смысле, что знаете ее дипломатический дар, — сдержанно объяснил Лодька. — Наверняка она знакома с бабкой. Думаю, сумеет навести справки и уговорить старуху…

— Я против, — заявил Лёнчик. — Если в дело вмешается Эмка, она не отвяжется. Придется брать ее на лодку.

— Лёнечка, — ласково сказал Юрик. — Ты думаешь, без этого брать ее не придется? Спроси Лодика… Ай… Ну, зачем ты, Всеволод, сразу подошвой?! Хотя бы снял башмак…

Пошли к Эмке, но выяснилось, что накануне она уехала к тетушке в Червишево. На целых десять дней. «И не сказала даже», — горько вздохнул Лодька.

Ждать полторы недели было немыслимо. И тут же спланировали операцию «Деревянная маска» — вроде как «Железная маска», известный трофейный фильм.

Началась операция успешно. Только Лёнчик в своих «маломерных» штанах шипел, будто засорившийся примус, потому что с тыльной стороны сарая разрослась крапива высотой по пояс. Подобрались к сараю, разумеется, в полночь. Вообще-то летом в это время совсем не темно, однако помогли сгустившиеся тучи.

Крапива заставила Лёнчика стремительно взлететь на спину друзьям, а оттуда на стенку сарая, где чернели широкие щели. Лёнчик подергал доски. Одна оторвалась и повисла. Лёнчик ухнул во мрак, Лодька и Юрик рванулись за ним.

Темнота пахла сенной трухой, куриным пометом и сухими досками. Включили фонарик. Юрик помнил, где тут что, полазал среди сундуков, старых граммофонов, рваных абажуров и сломанных вешалок. И нашел нужный сундучок.

Маска оказалась там.

Ее вынесли под свет фонарика.

Мальчик улыбался.

Мальчику было все равно, сколько прошло лет. Времени для мальчика просто не существовало. Он был рад друзьям, которые его нашли. «Здравствуйте…»

Ребята посмотрели на мальчика, помолчали. Посмотрели друг на друга.

— Не… — сказал наконец Лодька. — Так нельзя…

— Что нельзя? — грустно отозвался Юрик. Видимо, уже понял.

— Нельзя его красть, — угрюмо объяснил Лодька.

— Почему? — сказал Юрик, хотя знал, почему.

— Потому что это неправильно, — сказал маленький отважный Лёнчик, потирая изжаленные икры. — Будто сами не понимаете… Здесь все должно быть честно. Иначе улыбка… она пропадет…

Они спрятали деревянный портрет мальчишки на прежнее место, выбрались наружу (Лёнчика поймали в охапку). И потом три дня думали: что делать? И поняли, что все-таки остается одно: идти к бабке.

И пошли. Лёнчика — по виду самого приличного, в отглаженной рубашечке, белых гольфах, новой тюбетеечке — пустили вперед. «Здравствуйте, Анна Тимофеевна. Можно поговорить с вами на одну важную тему?»

Бабка встретила друзей приветливо. Лёнчика погладила по тюбетеечке. Вспомнила Юрика («Ох какой ты высоченный вымахал…»), пригласила в дом. Но там, в доме выяснилось, что «да, были среди старья всякие деревяшки», но только вчера она, Анна Тимофеевна, продала этот хлам представителям Областного драматического театра. Представители скупали у жителей всякую старину для оформления какого-то спектакля…

— Значит, не судьба… — сумрачно подвел итог Юрик, когда оказались за кривыми бабкиными воротами.