Владимир Митыпов - Мамонтёнок Фуф

Фуф уже шёл обратно, когда увидел на невысоком кустике какой-то большой серый шар. Он подошёл, осторожно обнюхал его поднятым хоботком. Запах был приятный, похожий на цветочный. Фуф подумал, обхватил шар хоботком и снял с ветки. Внутри слышалось недовольное гудение. Фуф на всякий случай положил его на землю и покатил перед собой.

Нет, это вовсе не было какое-то там первобытное яблоко величиной с хорошую дыню. Ты видел когда-нибудь осиное гнездо? Это такие шарики с грецкий орех, и сделаны они будто из рыхлой обёрточной бумаги. Вот такое гнездо, только большое, и катил перед собой глупый Фуф. В сером шаре жило несколько десятков ос, полосатых, как тигры, и таких же злых.

Даже когда рассерженные хозяева гнезда стали со страшным гулом вылетать на волю, Фуф не сразу понял, с кем связался. И только почувствовав сразу несколько больных-пребольных укусов в свой нежный хоботок, он сообразил, что шутки с маленькими жителями серого шара очень и очень плохи. Он тонко, по-поросячьи, завизжал и бросился к маме. А та уже спешила навстречу. Сначала она попробовала было отмахиваться вырванным кустом, но потом стала отступать, подталкивая перед собой сынишку. Справедливости ради скажем, что убегала она не так, как, скажем, неслись бы на её месте сломя голову суетливые и вздорные свиньи, а солидно и с достоинством.

Осы старались впиться в их покрытые короткой и мягкой шерстью хоботы — единственное место, куда можно ужалить мамонта.

С хрустом и треском Фуф с матерью выбежали наконец на берег речки, скатились с невысокого песчаного обрыва и по уши залезли в воду. Тут мамонтиха, отчаянно колотя кустом по воде, подняла целую бурю с проливным дождём и почти что с громом. И только тогда сердитые осы оставили их в покое и полетели обратно к своему разорённому гнезду. Несколько дней после этого у Фуфа болел хоботок, а у его мамы опухшее веко наполовину закрывало левый глаз.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой мы встречаемся с Олой и дедом Учей и узнаём кое-что о старике Псо и Отце Вороне

Ты помнишь, конечно, как Рум ругал людей? Скажем так: не стоит слишком-то уж полагаться на его слова. Во-первых, он всего-навсего шерстистый носорог, а что может знать о людях носорог, даже если он очень большой и сильный? Во-вторых, особенно умным его никто в Лесу не считал, так что ляпнуть что-то, не подумав, ему ничего не стоило. В-третьих, такой уж у него был характер, что за всю свою жизнь он ни о ком хорошо не отозвался. И наконец, если уж на то пошло, он никогда не мылся. Спрашивается: как же такому чудаку верить? Но может быть, Руму просто не везло и он видел только плохих людей? Такие тогда тоже были...

Кто знает, что сказал бы Рум, но род Большого Ворона, к которому принадлежала девочка Ола, нам бы, наверно, понравился. Это были храбрые и дружные люди, занимавшиеся охотой, собиравшие съедобные коренья, дикие фрукты, мёд и орехи. Жили они в хижинах со стенами из вкопанных в землю огромных костей мамонтов и носорогов. Крышей служили переплетённые рога оленей, а сверху ещё лежал толстый слой камыша, сухой травы и листьев. Посредине жилища на земляном полу всегда горел костер, а дым уходил в отверстие в крыше. Стены были увешаны шкурами бурых медведей, диких коз и оленей. И на полу лежали шкуры. Окон не было, свет попадал через верхнюю дыру или вход, если он не был завешен шкурой, служившей дверью.

Когда Ола проснулась, вокруг было пусто. Видно, мать и старшие сестры вместе с другими женщинами ушли за травами и кореньями.

— Аф! — крикнула Ола и прислушалась.— Аф, иди сюда! Аф! Аф!

Приручённая Олой собака не отзывалась.

«Вот какой, даже не сказал, куда идёт»,— обиженно подумала девочка и подошла к очагу. Он сильно дымил. Оле пришлось опуститься на колени и раздуть огонь, чтобы он горел сильно и ровно. Очаг был обложен гладкими камнями, и на них лежали большие, чуть подгоревшие куски рыбы, покрытые коричневой пузыристой коркой.

Торопливо позавтракав, Ола выбежала из хижины.

День обещал быть жарким. Солнце над дальним лесом было ещё по-утреннему красноватое, но уже ощутимо грело. Внизу, над рекой, стлался туман, рыхлый, с разрывами, похожий на облака.

— Аф! — ещё раз крикнула девочка.

— Убежал твой Аф,— послышался из-за соседнего жилища хриплый старческий голос.

Это был дед Уча. Он сидел на блестящем от долгого пользования черепе носорога и, подслеповато щурясь, куском песчаника шлифовал обломок мамонтового бивня.

— Всю ночь твой Аф лаял, а утром чуть свет убежал во-он туда,— дед Уча махнул рукой с камнем в сторону леса.— Наверно, к своим сородичам убежал. Зверь есть зверь, с людьми он никогда жить не станет.

— Но Аф мне говорил, что -останется со мной навсегда,— огорчилась девочка.

Она присела на корточки рядом со стариком и потрогала пальцем расщеплённые кости. Тут же лежали Острые каменные ножи, резцы, недоделанные бусы и фигурки зверей.

— Э-хе-хе, это как же ты с ним разговариваешь?

Никто не верил, что Ола может разговаривать с собакой, и дед Уча тоже не верил.

— Да я тебе уже столько раз показывала,— с досадой сказала Ола.— Вот слушай.

Она сложила губы трубочкой и издала негромкий звук — ворчанье и визг одновременно.

— Ишь ты, умница! — засмеялся дед Уча и погладил Олу по голове своей шершавой ладонью.— Смотри, что я тебе сделал,— спохватился он и, нагнувшись, вытащил из-под носорожьего черепа тонкий костяной кружок. На нём были вырезаны две сплетённые змеи с большими головами. В круглой пластинке было отверстие, чтобы можно было продеть ремешок и носить на шее.

— Это чтобы тебя змеи не трогали,— объяснил дед Уча, возвращаясь к своей работе.

Тут послышался кашель, и из-за ближайшей хижины показался вечно недовольный старик Псо. Он приблизился шаркающей походкой и остановился рядом, опираясь на длинную корявую палку.

— Опять твой выкормыш до утра спать не давал,— сказал он, уставив на Олу свой крючковатый нос.— Слишком много воли стали мы давать детям, вот что. Озорники растут, опасные выдумщики. Нет, в моё время дети такими не были. Худые времена настали. А что дальше будет?..

— Зря ты так, Псо,— заступился за Олу дед Уча.— В детстве и ты был озорник. Разве мало мы с тобой дрались тогда? Сказать правду, ты всегда норовил драться нечестно...

— Не помню такого,— пробурчал старик Псо.—Да хоть бы и так, всё равно мы были куда лучше нынешней детворы.

— И насчёт собаки ты зря,— посмеиваясь, продолжал дед Уча.— Смотрю, собака-то, оказывается, зверь полезный. По ночам голос подаёт, хижины сторожит...