Владимир Митыпов - Мамонтёнок Фуф

Дед сделался важным и неразговорчивым. Он достал откуда-то большой амулет из зелёного камня с изображением солнца, надел его на шею, взял в руки бурдючок с краской и полез вверх.

Ола осталась на берегу и оттуда смотрела, как появляются на скалах новые рисунки. Краска была густая и жирно блестела на солнце. Ола как-то видела, как дед готовил её. Он брал красную глину, смешивал её с бычьей кровью, кипящим жиром, добавлял смолу, а потом Долго выдерживал всё это у огня.

Насмотревшись, как дед Уча карабкается по скалам и терпеливо рисует всё тех же охотников и зверей, Ола ещё раз искупалась и улеглась на тёплом галечнике. Свои длинные волосы она разбросала так, чтобы они быстрее высохли. После этого она стала думать, куда мог деваться Аф. «Наверно, ушёл с охотниками»,— решила она, хотя знала, что на охоту Афа никогда не брали — боялись, что спугнёт дичь.

Аф попал к ней прошлой весной, в самый конец ледохода. Однажды днём Ола услышала с реки громкие крики. Сбегая по тропинке, она увидела толпу своих сверстников. Они кричали, размахивали руками, кидали камни. И, уже спустившись к самой воде, Ола поняла, из-за чего поднялся шум. Зеленовато-серая холодная река несла последние льдины, и на одной из них, скуля и тонко подвывая, бегал щенок. Он то бросался к краю, словно хотел нырнуть в воду, то отскакивал назад и начинал плаксиво лаять, подрагивая коротким хвостиком.

Ола молча сбросила старенькую козью шкуру, в которой пробегала всю зиму, и прыгнула в воду.

На берегу сначала стало тихо, а потом поднялся такой гвалт, что на береговой обрыв высыпали взрослые.

Ола плыла, сердито фыркая от холода, потом уцепилась за край льдины и стала подзывать щенка. Но тот визжал, испуганно таращил глазёнки и топтался на середине льдины. Чуть подтаявший лёд был скользким, но после нескольких попыток Ола всё же вскарабкалась, поймала упрямого щенка и прыгнула обратно в воду. За это время их отнесло далеко вниз, так что девочка даже успела согреться, пока бежала до стойбища. Вот тогда-то и сказал дед Уча, что не пройдёт и десяти зим, как Ола станет предводительницей рода...

Солнце незаметно теряло свой дневной жар. Всё длиннее становились тени. Наконец дед Уча, кряхтя и потирая спину, спустился вниз.

— Вот здесь и живут духи удачной охоты.— Старик ласково потрепал Олу по голове. Его добрые улыбающиеся глаза устало помаргивали и слезились.— Запомни это место, доченька. Когда ты станешь предводительницей рода, меня уже не будет с вами. Ты приведёшь сюда другого, кто заменит меня.

— А для чего это? — спросила Ола.

— Всё в мире имеет свои начала и концы,— наставительно сказал дед Уча, поднёс ко рту ладони и крикнул в сторону скал.

Через некоторое время оттуда вернулось громкое раскатистое эхо.

— Вот видишь. Я крикнул, и мой слабый голос породил сильный звук. Так же удачная охота на этих скалах породит удачную охоту там.— дед махнул в ту сторону, где осталось стойбище.

Возвращались они, когда солнце уже скрывалось за сизыми волнами удалённых гор. На берегу почему-то не оказалось ни одной лодки.

— А где же наши лодки? — удивлённо оглядываясь, спросила Ола.

— Не знаю... Должно быть, наши охотники куда-нибудь уплыли.—неуверенно ответил старик. Он всё время тревожно озирался и что-то бормотал.

Наверху на миг кто-то показался и тотчас скрылся. Поднимаясь по тропе, старик нагнулся и подобрал пластинку из зелёного камня с изображением птицы.

— Амулет твоей матери!—удивился он.— Как же она его потеряла?

Жилища казались пустыми. Не бегали дети, не сидели у костров весёлые охотники, жаря добычу, не видно было хлопочущих женщин.

Они уже подходили к хижине, где жил дед Уча, когда Ола вдруг испуганно вскрикнула и схватила старика за руку.

Со всех сторон неслышно появились страшные люди в косматых чёрных шкурах. Они сжимали короткие копья с широкими наконечниками. На шее у них в несколько рядов висели ожерелья из волчьих зубов, а длинные, до колен, руки были выкрашены в красный цвет.

Косматые воины схватили старика с Олой, и через мгновение они стояли в той самой хижине, где до этого жила Ола с матерью и сестрами.

Со свету Ола не сразу разглядела маленькую сморщенную старуху, до горла закутанную в меха. Она сидела у огня, на почётном месте против входа. Это место обычно занимала мать Олы, когда к ним приходили сородичи посоветоваться о местах охоты, сроках сбора тех или иных трав.

— Великая Мать,— прохрипел сутулый воин, больно сжимавший корявыми пальцами шею Олы.— Вот эти люди приплыли сверху. Наверно, не знали, что их сородичи бежали из своих жилищ. Что с ними делать?

Старуха в зловещей тишине рассматривала пленников. В её круглых, как у совы, глазах красным огоньком тлел отблеск костра. Потом морщинистые веки медленно опустились, и лицо Великой Матери стало сонным.

— Засуньте их головой в воду, пока не перестанут жить,— пропищала она и слабо махнула высохшей рукой,

— Великая Мать,— вдруг сказал дед Уча,— меня можно лишить жизни, но вот эта девочка,— он кивнул на Олу,— она дочь предводительницы рода. Она знает язык зверей, лекарственные травы и многое другое.

Глаза у старухи снова загорелись красным.

— А не врёшь? — подозрительно спросила она и задумалась.— Хорошо, старика уведите, а девчонку мы оставим себе.

Воины подхватили деда Учу и спиной вперёд потащили к выходу. Последнее, что запомнила Ола, это были волочившиеся по земле босые дедовы ноги и беспомощная улыбка, застывшая на его обветренном, коричневом лице. Больше деда Учу она не видела никогда.

Через день из подслушанных разговоров Ола узнала, что попала к Длинноруким. Об этом бродячем племени грабителей она уже слышала от взрослых. В тот день, когда они с дедом Учей плавали к духам на скалах, охотники рода Отца-Ворона издалека заметили приближение многочисленного отряда Длинноруких. Они успели предупредить своих сородичей, собрались и вместе со всеми уплыли по реке. Часть Длинноруких пустилась в погоню по берегу, надеясь догнать беглецов, а часть во главе с дряхлой предводительницей осталась их дожидаться.

Ола под присмотром воинов готовила пищу для Великой Матери Длинноруких, которая целыми днями грелась на солнцепёке. На ночь девочку крепко связывали, чтобы она не сбежала.

На третью ночь Ола услышала за стеной негромкое повизгиванье. Она затаила дыхание. В дальнем углу, зарывшись в пушистые меха, тонко посапывала Великая Мать. У входа вовсю храпели воины, охранявшие предводительницу. Тлели, потрескивая, сырые ветки в очаге, и редкие красные искры лениво взлетали к верхней отдушине, в которую заглядывали помаргивающие звёзды. Визг повторился.