Олег Коряков - Формула счастья

Я все больше думаю о факультете журналистики, о работе в газете…

Давненько не заглядывала я в дневник. Удивительно, как быстро мчится время: вот уже и Первомай подошел!

Даниил словно родился вновь. Энергичный, веселый, даже разговорчивый. Они с Сашей действительно взялись за «водную проблему» — с группой ребят рыщут по окрестностям города с таким азартом, будто надеются открыть по меньшей мере новую Волгу. Саша говорит, что инженеры хотели создать на окраине города, на речке Петрушихе, большой искусственный водоем. Был бы у нас ещё один пруд с парком. Но приток воды в Петрушихе мал. Вот наши ребята и взялись за поиски всяческих родников и ручейков, чтобы этот приток увеличить. Их знакомый инженер сказал, что это дело совсем не пустое.

Ребята уезжают на автобусе, потом ходят по лесу, исследуя его квадрат за квадратом, всё наносят на карту.

Сегодня я должна была отправиться с ними, обещала, но случилась беда с Венедиктом Петровичем. Он последние дни вообще чувствовал себя плохо, жаловался на слабость, кровотечения из носа, а сегодня упал в обморок и долго не приходил в себя. Я бегала звонить в «скорую помощь». Ему сделали какие-то уколы, дали лекарства и выписали назначение в больницу. А в чём дело, не сказали.

Сейчас ему получше, лежит, тихонечко улыбается и подтрунивает над мамой. Она «приписала его к своему хозяйству» и ухаживает за ним, как за малым ребенком.

Вчера в Москву приехал Фидель Кастро. Говорят, он побывает и у нас, на Урале.

Передо мной аквариум. Даниил здорово мне помог. Притащил песка, вместе его промывали, дал, кроме рыб, разных водорослей. Аквариум получился — загляденье!

До чего же я люблю Первомай! Каждый раз в этот день я просыпаюсь с праздником в сердце, с неясным, но уверенным чувством чего-то очень хорошего и светлого. И это чувство никогда не обманывает. Вот где очень подходит выражение «душа поёт». Ох, как я понимаю счастье композиторов, — они могут излить свою душу в музыке. А я в ней бездарь и тупица.

Вот если бы талант, я написала бы Гимн Весне и Труду — такой, что запели бы сердца людей всего мира!..

Будь я даже столетней старухой, в такой день всё равно не усидела бы дома. Улицы, дома, люди — все дышит Первомаем. Со всеми просто обниматься хочется. Всюду улыбки, цветы, оркестры.

К школе, на сборный пункт, я шла окольными путями, чтобы подольше потолкаться по улицам. Чуть не опоздала.

Мария Сидоровна не отказала себе в удовольствия уколоть меня:

— Комсорг класса, а какой пример показываешь?

Я даже не нашлась, что ответить.

На демонстрации договорились всем классом встретиться в шесть вечера у памятника Ленину. Хоть не весь класс собрался, а пришли многие. Гурьбой бродили по городу, танцевали на площади (я учила Даниила вальсу). Долго сидели на гранитной лестнице набережной и пели. Перепели, наверное, все песни, какие знаем. Потом опять бродили.

Вечер был чудесный. Как-то так получилось, что мы с Даниилом заговорились и оторвались от компании. Опять вышли к городскому пруду. На его чёрной шелковистой глади переливались отблески праздничных огней. В небо взлетели хвостатые жар-птицы — фейерверки.

Всю дорогу мы болтали, а как уселись на парапет — смолкли. Даниил сделался неловким и задумчивым. Ему задумчивость идет. У него, если присмотреться, довольно правильные черты лица, и, когда оно спокойно, становится красивым. Собственно, и в другие моменты он, пожалуй, хорош собой. Но это, конечно, ерунда, не в этом дело. Просто он славный парень. Мы за последнее время как-то сблизились, меня даже тянет к нему… (Ингочка, вы расчувствовались? Ну-ну!)

Домой вернулась поздновато, но встречена была вполне милостиво. У нас гости. До сих пор что-то там обсуждают под звон рюмочек, а я сижу в другой комнате, любуюсь аквариумом и беседую со своей тетрадью. Мы же с ней старые друзья, отчего не поболтать?

А вот в комнате дяди Вени темно и пусто. Он в больнице. После демонстрации мы с Даниилом ходили проведать его. Держится бодренько, но чувствуется — это показное. При нас у него началось кровотечение. Нас вытурили…

Гости, похоже, собираются по домам. Значит, надо закрывать тетрадь и бай-бай. Завтра рано вставать: собираемся в лес с нашими «водоискателями».

Я одна. Папа с мамой в гостях. Что-то грустновато, чего-то хочется, чего — не знаю. Как говорит Светка Суслова, томление души и тела. Наверное, просто устала: сегодня побродили мы изрядно.

Собралось человек пятнадцать. В автобусе, хотя он был полнёхонек, всю дорогу пели. Пассажиры — ничего, не ругались, а какой-то подвыпивший парень даже подыгрывал нам на баяне.

Прежде всего «видоискатели» вывели пас к Петрушихе. Я раньше тут бывала — место славное. Журчит и булькает меж камней речушка, искрится на солнце, играет бликами. На песчаных берегах толпятся сосны, подальше дыбятся угрюмые скалы.

Хотели расположиться на берегу, но Саша потащил всех дальше. Сначала, сказал он, надо выполнить сегодняшнюю программу поисков, а потом уже бездельничать.

Ничего особенного мы, конечно, не нашли, но все же вылазка прошла недаром. Очистили один родничок. Какие-то идиоты забросали его камнями, консервными банками и полусгнившими корягами. Он почти совсем заглох. Мы повыбрасывали всю дрянь, и дно сразу же забурлило маленькими водяными вулканчиками — родник ожил.

Мила-Людмила старалась больше всех. Показывала, какая она рьяная поборница передовых идей Даниила Седых. Ну, по правде-то все старались. Хотя Володя и заявил, что поехал просто вдыхать кубометры, а эти роднички или снова кто-нибудь забросает хламом, или коровы затопчут.

На меня он вроде не обиделся. Вчера, когда мы гуляли по городу, звал в кафе, вел себя «по-джентльменски» — на всех купил коробку конфет, а мне ещё и букетик подснежников.

Второй родник, который мы нашли совсем недалеко от проезжей дороги, Саша отметил на своей карте как «нужный». Из него вытекает ручеёк и бежит в болотце. Если прийти с лопатами, очень нетрудно повернуть русло этого ручейка, и он побежит к Петрушихе. Хоть маленькая, а прибавка.

Потом мы вернулись к речке. Казалось, что запасов еды набрали дня на два, а уничтожили их в один присест. Натянули волейбольную сетку, играли, фотографировались, просто дурачились. Некоторые ребята пробовали загорать. Но холодно…

Вот тут-то у нас с Милой произошло «объяснение». Она таки здорово приревновала меня к Даниилу.

Мы сидели в сторонке от ребят на большом гранитном валуне у речки. Она билась о камень и брызгалась. Мила бросала в воду сосновые шишки и молчала. Потом вдруг, не глядя на меня, сказала:

— Ты любишь его, Инга?

Я сразу поняла, о ком она говорит, но прикинулась наивной и беспечно спросила: