Олег Коряков - Формула счастья

— Ты о ком?

— Не виляй. К чему это? Я говорю очень серьёзно. — Она перестала бросать шишки, сложила руки на коленях и повернулась ко мне. Её глаза странно блестели. Я не могла больше прикидываться.

— Что значит «любишь»? — сказала я. — Просто мы с ним товарищи. Может быть, чуть больше, чем товарищи.

— Нет, скажи честно: ты любишь его? Я разозлилась:

— Чего ты разыгрываешь мелодраму? Я же тебе ответила. Пожалуйста, хочешь — хоть целуйся с ним.

Она опять стала бросать шишки, потом сказала:

— Я его люблю… Только у меня такая уж, видно, невезучая судьба. Он и смотреть на меня не хочет.

Наверное, все-таки я её обманывала, когда прикидывалась безразличной. Ведь Даниил мне дорог. И, видимо, я эгоистка. У неё «невезучая судьба», а мне сделалось глупо-радостно. Захотелось вскочить, побежать к ребятам, схватить Даниила, закружиться… А сказала я совсем другое:

— Все ты выдумываешь! Просто у тебя лёгкое увлечение. Я читала, это пройдёт.

— Дура! — вдруг выкрикнула Мила и вся покраснела — не от стыда, а от гнева. — Ты или издеваешься надо мной, или…

— Эй, неразлучницы! — крикнул, выскакивая из кустов, Саша Петряев. — Пошли уху варить. Я рыбину поймал — во!

Он размахивал малюсеньким, в мизинчик, пескариком.

Я воспользовалась этим и улизнула от Милы. Больше она со мной разговаривать не пыталась. Должно быть, так и просидела там, на валуне, всё остальное время.

Вернулись мы недавно. Сейчас около восьми вечера.

Почему-то мне кажется, что вот-вот придет Даниил. Данчик. Мне хочется этого — и тревожно, боязно, что ли…

Инга Владимировна, а ведь вы, должно быть, влюбились всерьёз.

Товарищ Цапкина сегодня перед уроками спросила у меня с этаким официальным холодком:

— Мне, может быть, пересесть от тебя?

Я пожала плечами:

— С чего?

Она тоже пожала плечами. Но переселяться на другую парту не стала. Сидеть — сидим, разговаривать — не разговариваем.

Володя приглашает поехать в воскресенье к ним на дачу. Я ему прямиком:

— Даниила с Сашей позовешь?

Он сделал кислую мину:

— Можно.

…А Даниил вчера не пришел. Сердце меня обмануло.

Так хорошо начался этот день и так плохо закончился!..

На дачу к Цыбиным мы не поехали. Не согласились Даниил и Саша. Вновь отправились в «водяной поиск». Володя, поколебавшись, поехал с нами. Опять сколотилась немалая группа — человек десять.

На этот раз ушли ещё дальше. Лес чудесный — глуховатый, обомшелый, как в царстве бабы-яги. Повсюду громоздятся валуны и скалы. Горки, пригорки, овраги.

Воду на горках искать, может быть, и смешновато, но мы забрались на одну, повыше. Вершину её венчал шихан — старая, обветренная громадина скал, похожая на развалины древнего замка. Вид с шихана — не оторвешься. Во всю неоглядную ширь раскатились невысокие горные увалы. Вблизи они зеленые, дальше темнеют, отливая синевой, и нескончаемо уходят в голубовато-белесую дымку у горизонта. Поблескивают ленты рек и серебряные шаньги озер. Дымят вдали трубы заводов — куда ни глянь. И гуляет над миром шалый, задорный ветер… Сердце заходится от любви к родной земле.

Вскоре после этой горки и началось. Мы набрели на ручеек, который бежал в сторону Петрушихи, и пошли вверх по его течению. Ручеек был жиденький, в смысле тоненький, слабый. Примерно через километр подошли к его, как нам показалось, истоку. Он вытекал из-под камней на пологом склоне лесного холма. Вроде бы ничего особенного. Но Светка Суслова сказала:

— А может, его начало вовсе и не под землёй. Может, он только под этот холм прячется, а с той стороны холма течет тоже по поверхности.

Разве лень нам обойти вокруг холма? Обошли. Никаких признаков ручья. Значит, Светка ошиблась. Но её идея застряла в голове у Саши, и он предложил «пошарить» дальше вокруг. Мы разбрелись по лесу, перекликаясь. Вдруг дикий вопль Володи:

— Сюда! Ко мне! Нашел!

Мы бросились к нему. Он стоял на берегу речушки, которая текла в сторону холма. Пошли вниз по её течению, и чуть ли не через несколько шагов — прошли всего метров пятьдесят — речушка исчезла, ушла под землю.

Саша и Светка ликовали: все-таки они оказались правы.

Но вот в чем загадка. Ручеек по ту сторону холма — тот, на который мы наткнулась вначале, — был совсем хиленький, а здесь тёк довольно солидный ручей, почти с Петрушиху. Выходит, это разные ручьи? Даниил предложил наломать спичек, бросить здесь и посмотреть, не вынесет ли их пода по ту сторону холма.

Так и сделали. Мы с Даниилом и Володей побежали к малому ручью, к его истоку; часть ребят вытянулась в цепочку по лесу для передачи сигналов, а Саша и Светка приготовились «пущать» спички. Добежав до своего ручья, мы по цепочке передали, что готовы к наблюдениям, и скоро по цепочке же получило сигнал, что спички поплыли. Прибегали остальные ребята. Ждем. Ничего нет…

Вдруг мелькнул одни обломок спички, второй… и опять ничего нет. А наломали, говорят, чуть не целый коробок.

Теперь нетрудно было сообразить, что из большого потока, ушедшего под землю, в наш ручеек попадает лишь небольшая часть. Но куда уходит остальная вода? Остается под землей?

Все начали рассуждать о карстовых явлениях, о пещерах, ну прямо как специалисты. А что толку от этих рассуждений?

— Попробуем отвалить камни, — предложила я. — Может, туда проникнуть удастся?

— Идея — блеск! — подхватил Саша. Тут-то все и произошло.

Поднатужившись, мы с помощью рычагов из жердей отвалили два камня. Было такое ощущение, что из-за них разом хлынет могучий поток. Ничего подобного, ручей как был малюсеньким, топким, таким и остался. Но за камнями, открылся подземный ход.

— Пещера!! — заорали мы.

Саша мгновенно юркнул туда. Мы сгрудились у входа; он ругался, что заслоняем свет. Из пещеры тянуло холодом и плесенью, слышалось звонкое журчанье воды.

Довольно скоро Саша вылез обратно. В руке у него была какой-то необычной формы прямоугольная старинная бутылка. Она была плотно запечатана, внутри что-то болталось. Откупорить бутылку удалось быстро, а вот достать из неё «что-то» было невозможно. «Что-то» — по виду небольшой бумажный свиточек, разбухший, но довольно плотный, покрытый зеленовато-серым налетом: влага все же просочилась в сосуд.

Эту бутылку Саша нашёл между камнями совсем недалеко от начала хода. Кто и когда положил её туда? Или, может, бросил где-то в верхнем течении ручья, и вода сама принесла её сюда?

Наверное, это неправильно, но мы не могли устоять и после споров всё же разбили бутылку. «Что-то», судя по всему, записка. Но она в сырости так слежалась, что развернуть её, не повредив, мы не смогли. Завтра Саша отнесет находку в музей. Вдруг что-то важное? А если и не важное, всё равно интересно…