Анатолий Стась - Зеленая западня

Вот и этого вечера я стараюсь принудить себя собрать в памяти как можно больше слов, слышанных от Катультесе, от гостеприимных хозяев хижин в индейских поселках вблизи Пэри, и делаю еще одну попытку растормошить парня.

Шепотом спрашиваю его:

— Почему ты не хочешь разговаривать со мной?

Ву лежит неподвижно, в тьме не видно лица. И ощущаю, что он затаил дыхание.

— Ты меня не бойся. Я же не виноват, что из-за меня тебе приходится терпеть побои. Они хотят, чтобы ты меня ненавидел. Не знаю, для чего им это нужно. Кто они, эти злые люди? Откуда взялись в джунглях? Что они здесь делают?

Ву не отвечает. И я решил не отступать.

— Напрасно ты молчишь, Ву. Может, они вам запрещают разговаривать? Разве каджао были когда-нибудь трусами?

Мои слова все-таки зацепили его. В ответ слышу тихое:

— Ты белый. Кто обучил тебя языку моего племени?

— Этим языком разговаривают люди из берегов реки Вачуайо. Там, среди каджао, у меня немало знакомых. Их не бьют кнутами и не держат вот в таких клетках-бараках.

— Ты сказал неправду, белый. Каджао живут только здесь, возле Каменной стены. Больше нигде их не осталось.

— Почему же не осталось?

— Их уничтожили вражеские племена. На каджао охотятся всюду, нас разыскивают в джунглях, чтобы убивать. Металлические птицы врагов летают над лесами, выслеживают нас. Мы, последние каджао, тоже давно погибли бы, если бы Каменная стена не защищала нас.

— Каменная стена…Это что, та серая стена из бетона? Бессмыслица! Откуда ты взял, что каджао истреблены? Их очень немного, это так, но они живут в своих поселках, а также в городах… Ты слышал о городе Пэри?

— Не выдумывай. В джунглях нет городов. Здесь существует лишь один город, за Каменной стеной.

— Кто-то тебе наплел ерунды, Ву, а ты и поверил.

— Могущественные не плетут ерунду, они знают больше, чем ты.

— Кто они, эти могущественные? Где они?

— Там, за Каменным муром. Они владычествуют в джунглях и охраняют нас от врагов.

— Они охраняют вас? Ты с ума сошел! Эти негодяи издеваются над вами! Может, они и меня охраняют?

— Ты белый.

— То и что из того? Меня они также гоняют в туннеле с одного конца в другого. Чему вы так покорно все сносите? С вами ведут себя, как с… рабами. Ты знаешь, что это такое — раб? Я читал о них, но это было очень давно. Вас много, Ву! И вы разрешаете им обижать себя, даже не заступаетесь товарищ за товарища. Как же это?

Постель зашуршала, Ву повернулся на бок.

— Ты ничего не знаешь, — послышался шепот парня. — Довольно об этом. За ночные разговоры наказывают, на три дня оставляют без пищи.

Духота обручем сжимала виски. Слышалось неравное отрывистое дыхание десятков людей. Тело болело, как побитое. Я попробовал умостится удобнее, да и присмирел. В бараку зашел охранник. Сухой, как треск сломанной ветви, хлопок кнута, чей-то пронзительный вскрик, злое бранное слово. Жирный мрак. Призрачная ночь…

“Могущественные охраняют нас”. Кто заморочил головы индейцам рассказами о давно уничтоженных каджао, о врагах, которые еще и до сих пор разыскивают старинное племя в лесах? Неужели же эти люди не понимают, что они в рабстве? “Каменная стена охраняет нас”… Может, так думает лишь Ву, а другие думают иначе? За стеной из бетона — лифты, подземные коридоры, комнаты, облицованные пластиком. Там целый город. Может, о нем и говорила фрейлейн Труда. Наверное, индейцам туда входа нет. Их держат по эту сторону стены, в блоках-бараках, они гнут спины в подземной норе или еще где-то там, где нужны их плечи и руки. Индейцев здесь не считают за людей, для тех, кто притаился за стеной, они лишь рабочий скот, да и только.

Как произошло, думал я, что Ву — а он, кажется, совсем не дурак — не знает о существовании городов и поселков, самолеты называет “металлическими птицами”, не верит, что возле Вачуайо живут каджао? Неужели мальчик не имеет воображения об ином миру, кроме лоскута леса, где стоят бараки?

Жуткая мысль вдруг ошарашивала меня. А что, когда эти люди-рабы — не кто иной, как потомки тех самых индейцев, которые исчезли бесследно в чаще, захваченные пришельцами-чужаками семь десятилетий назад? Если это так, то Ву и его товарищи и родились в неволе. И за свою жизнь не видели ничего другого, кроме бараков, башен с пулеметами, Каменной стены, каторжной работы… Неужели даже их родители день со дня, из года в год только и слышали, что хлопки кнутов и бранное слово вооруженных охранников?

Дети зеленых джунглей,

Они умирали,

Их жизнь

Забирали мертвые…

Унылая песня Катультесе будто всплыла из темных закоулков помещения.

Я притронулся к горячему плечу Ву.

— Ты не спишь, знаю. Больше не буду расспрашивать тебя ни о чем, только скажи: те, что за Каменной стеной, они… мертвые?

Мальчик едва слышно отозвался:

— Молчи! Если хочешь жить… Не называй их этим словом. Нам нельзя знать того, что знали наши деды.

Стало жутко. “Бежать! Бежать из этого проклятого места, во что бы то ни стало бежать!”

Следующим утром в туннеле ко мне подошел мой сосед из барака, хмурый великан. Подхватив с одного края стояк, он ожидая зыркнул через плечо. Я оглянулся. Ву неподалеку нас поднимал кусок рельса вдвоем с незнакомым седым индейцем. Великан поменялся с Ву местами.

Мы углубляемся в земляную нору. Туннель подался вперед еще на несколько десятков шагов. Понурившись, волочат ноги индейцы. Передние исчезают во мраке норы, те, что бредут сзади нас, двигаются бессловесными тенями.

Минует час, второй. Стояки будто бы более легкие, чем вчера, когда я носил их с Ву. Привыкнув к красноватой мгле подземелья, с удивлением замечаю, что мой напарник держит на плечи стояк едва не посредине. Поэтому ноша уже не так давит на меня. Выходим из туннеля, я бросаю индейцу:

— Возьмите ближе к краю, вам очень тяжело.

— Загби сильный, — тихо отвечает индеец. — Загби немного поможет тебе. Ты не привык.

Теперь я вижу кое-что такое, чего не рассмотрел раньше: индейцы, которые сильней, крепче, как и Загби, держат стояки и рельсы так, чтобы большее бремя принять на себя и облегчить ношу товарищу. Широкополые шляпы не поняли этих ухищрений, наверное, им не приходит в голову, что невольники способны помогать друг другу.

За широкой спиной Загби я чувствую себя как-то спокойнее, не так одиноко. Мне легче, теперь я дольше продержусь. Как обессилею, швырну проклятую ношу на землю, и конец. Что они мне сделают? Пусть! Вон под ногами ком цемента, схвачу, буду отбиваться, хотя бы одной широкополой шляпе разобью голлву.

Не останавливаясь, индеец вдруг спрашивает:

— Это правда, что каджао живут на берегу большой реки?

— Конечно, правда.

— Загби верит тебе, твои слова искренние. Загби понимает, ты надумал бежать…