Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время

Перед одной из таких недостоверных дверей Рогер остановился и посмотрел на приятеля с ожиданием.

— А насчет вчерашнего, — неуверенно начал Юлиан. — Я имею в виду... мне очень жаль. Правда.

Рогер все так же молчал, глядя на него.

— То, что я бросил тебя одного, — продолжал Юлиан. — Я сам не знаю, как это получилось...

— Зато я знаю. — Рогер говорил спокойно, без тени упрека. — Я могу это понять лучше, чем ты думаешь. Ты не должен себя за это корить. Ведь ты же расплатился?

— Расплатился? —Мальчик вспомнил троллей и свое отчаянное бегство, и до него вдруг дошло, о чем говорил Рогер. — Ты думаешь, этого не случилось бы, останься я рядом с тобой?

— Они питаются чужим страхом, — подтвердил Рогер. — Ты их только привлек тем, что побежал.

— А если бы они меня догнали? — заикаясь, спросил Юлиан.

Рогер оставил ответ при себе, но само его молчание было так выразительно, что у Юлиана мороз прошел по коже.

— Мне очень жаль, — пробормотал Юлиан. — Я был...

— Трус, — спокойно сказал Рогер. — Ты трусишка, Юлиан. Ты ловко научился скрывать это, но в душе ты просто тряпка.

Тон, каким произносились эти слова, не соответствовал их смыслу. Рогер просто называл факты так же безучастно, как сообщал бы Юлиану, сколько номеров в этом отеле. Именно поэтому его слова особенно больно ранили маль­чика.

— Сын преуспевающего фокусника, все перевидавший, ты разыгрываешь из себя хладнокровного типа, которого ничем не удивишь. А на самом деле дрожишь от страха при каждом незнакомом шорохе, а при встрече с незна­комцем ждешь нападения — Рогер очень серьезно смотрел на Юлиана. — Ведь так?

— Да, — признался тот и опустил глаза.

— А хочешь знать, откуда мне все это известно? — спросил Рогер. — Оттуда, что раньше я сам был такой.

— Ты?!

— Да, я. — Глаза Рогера насмешливо блеснули. — Я был такой же, как ты: маленький, слабенький мальчик, который всех и всего боится и мечтает стать большим и сильным.

Юлиан недоверчиво скользнул взглядом по его ши­роким плечам и мощным мускулам.

— Но быть сильным, Юлиан, еще ничего не значит. — Рогер извлек из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, но пока не повернул— Мускулы не в счет. Их можно натренировать. Но трус остается трусом и при двухметровом росте. Я был такой же, как ты. Но в один прекрасный день понял, что внешнее не считается. Важно, каков ты внутри. И я научился преодолевать страх. Теперь я тот, кем хочу быть! Ты бы тоже смог.

— Почему ты... так считаешь? — робко спросил Юлиан.

— Есть одно место, где это становится возможным, — сказал он. — Я его сам нашел, и оно сделало меня тем, что я есть, потому что это такое место, где не в счет, кем ты кажешься, а в счет только, кто ты есть. Помнишь того, в кожаной куртке, и двоих других? Место их тогда вовсе не преобразило, оно лишь показало тебе, каковы они на самом деле. — Голос его звучал проникновенно, почти заговорщически. — Хочешь туда? Это место может изменить и тебя. Вот только... хватит ли у тебя мужества встретиться с самим собой?

— Да, — ответил Юлиан. Сердце его колотилось.

Рогер кивнул, протянул руку к ключу, однако и на этот раз не повернул его, а еще раз серьезно взглянул на Юлиана.

— А теперь уточним для ясности, — сказал он. — Ты пришел ко мне! Я не просил тебя идти за мной. Ты делаешь это добровольно, по собственному побуждению. Так?

Юлиан кивнул, и Рогер повернул ключ. Дверь бес­шумно отворилась.

За ней оказалась вовсе не комната отеля, а помещение, которое Юлиан уже видел: стеклянный лабиринт отца Рогера.

— Входи, — предложил Рогер. — Не бойся. Тебе ни­чего не будет. Если ты делаешь это действительно добровольно.

Не говоря ни слова, Юлиан ринулся мимо Рогера и хотел удрать, но тот удержал его мертвой хваткой.

— Не так быстро, — сказал Рогер. — Я должен тебе кое-что объяснить. — Он указал на серебристое зеркало в центре лабиринта, такое обязательно имеется в центре любого стеклянного лабиринта. Это зеркало было повыше человеческого роста, но неправильной формы — почти осколок, правда, огромный, отбитый от еще более гро­мадного куска. Очень странно... — Видишь? Это особенное зеркало: оно показывает истинное отражение. Иди и посмотрись в него, если хватит смелости, и тогда сможешь стать таким, каким захочешь. Но будь осторожен. Не смотрись ни в какое другое зеркало, тебе может не понравиться то, что ты в них увидишь.

— Но ты разве не пойдешь со мной? — спросил Юлиан.

— Я уже был там, разве ты не помнишь? Я уже заглядывал в него. Ну, давай же, иди.

Он нетерпеливо подтолкнул мальчика, и того снова охватил страх. Этот громадный осколок в центре зала внушал ему ужас.

Однако соблазн был слишком велик. Он медленно двинулся вперед, вытянув руки, уже наученный первым опытом в этом лабиринте, и вскоре наткнулся на препятствие. Юлиан двигался на ощупь, вслепую, потому что преграды были абсолютно невидимы. Лишь изредка он видел что-то вроде блеснувшего отражения, но руки его не нащупывали на месте этого отражения ничего.

И потом случилось что-то ужасное. Он услышал, как Рогер сделал какое-то движение, и обернулся. Рогер поднял руку к старомодному выключателю возле двери и повернул его. Под потолком вспыхнуло несколько дополнительных прожекторов.

Юлиан удивленно ахнул: ничего подобного ему не приходилось видеть. Прожекторы были расположены так, что некоторые из стеклянных перегородок превращались в зеркала, когда на них падал свет.

Прожекторы вращались, поочередно превращая в зер­кало то одно, то другое стекло, все это происходило в сумасшедшем ритме. Вокруг Юлиана все вспыхивало и сверкало, и у него закружилась голова.

Невзирая ни на что, он двинулся вперед и шел быстрее, чем ожидал. Как будто его вел неслышимый голос, который всякий раз окликал его в нужную сторону. Юлиан помнил о предостережении Рогера и старался избегать других зеркал. Но это ему не всегда удавалось. Иногда он замечал некую тень, что-то вроде силуэта, подающего ему знаки, — видимо, то были собственные его отражения, многократно искаженные в стеклянных стенах лабиринта.

Раз или два он оглянулся в сторону Рогера. Тот по-прежнему стоял у двери и внимательно наблюдал за ним.

Юлиан медленно приближался к центру. Он потерял всякое ощущение времени, но предполагал, что уже до­вольно давно находится в пути. Пляска теней и зеркальных отражений участилась. Юлиану все чаще чудилось, что перед ним из ничего возникают и затем снова исчезают фигуры. Некоторые подмигивали ему, другие неистово жестикулировали, как будто хотели его... удержать?

Одно такое привидение особенно упорствовало. Оно снова и снова возникало перед Юлианом, раз от разу становясь все отчетливее, пока окончательно не обрело человеческий облик.