Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время

— Ты сказал: «Снова начинается», — объяснил Юлиан. — Что ты имел в виду?

— Ничего. — Отец встряхнул головой, поморгал и ог­ляделся, будто очнувшись от глубокого сна. Он явно не понимал, где находится, и казался растерянным. И даже испуганным. — Разве я что-то сказал?

Юлиан не стал убеждать его в обратном. Он чувствовал себя ужасно. У него вдруг появилось ощущение, что это он виноват в том несчастье, которое свалилось на голову отца. Ему захотелось хоть как-то утешить его.

Он снова поднял руку, но так и не прикоснулся к отцу. Отец стоял в метре от него, но был далек так же, как если бы находился за тысячу километров отсюда.

У Юлиана навернулись слезы на глаза. Почему отец не доверяет ему? Почему он не хочет рассказать ему все как есть, ведь он же его отец!

— Что случилось? — тихо спросил он.

— Ты же знаешь этот номер, — без выражения ответил отец. — Я пригласил добровольца, как делаю это каждый вечер, и вызвался мальчик. Вначале я хотел отказать ему. Ты ведь знаешь, я не люблю работать с детьми. Но он показался мне вполне разумным малым, и кроме того, больше никто не вызвался. В конце концов, я взял его и пропустил сквозь зеркало.

Юлиан понимающе кивнул, но при этом по спине его пробежал озноб. Он сто раз видел этот номер, но только сейчас впервые осознал, сколько в нем зловещего и фантастического. То, что отец назвал пропустить сквозь зеркало, в действительности было, возможно, самым не­вероятным иллюзионистским трюком, какой только есть на свете. Доброволец, которого вызывал отец, подходил к большому волшебному зеркалу — и исчезал в нем, чтобы в то же мгновение появиться в ящике, удаленном от зеркала метров на пять. Юлиан не знал, на чем основан этот фокус. Никто не знал этого, за исключением его отца.

— Но когда я открыл ящик, там было пусто, — про­должал отец. — Мальчика не было. Поначалу публика смеялась и даже аплодировала. Они думали, что это часть номера. Но смеялись они недолго.

— Но где-то же он должен быть!

— Где-то, конечно, он есть, — сказал отец. Слово «где-то» он произнес очень странно. Потом он сделал над собой видимое усилие и продолжил: — Мы обыскали все варьете, заглянули во все уголки. Нигде его не нашли.

— Тогда Мартин прав, — горячо сказал Юлиан. — Тебе следует выдать полиции секрет этого фокуса, и тогда они увидят, что ты не виноват в исчезновении этого мальчика.

— Я не могу этого сделать, — серьезно сказал отец. — Я никому не могу объяснить секрет этого фокуса.

— Почему? — Юлиан удивленно моргал.

— Потому что это не фокус.

— То есть?

— Это не фокус, — повторил отец. — Понимаешь, здесь не так, как в большинстве других фокусов. Это не оп­тический обман или какая-нибудь иллюзия наподобие парящей в воздухе девушки или кролика из цилиндра.

— Подожди, — сказал Юлиан. — Ты хочешь сказать, что ты настоящий волшебник? Что человек действительно исчезает в этом зеркале и появляется в пяти метрах от него? Это ты хочешь сказать?

— Да.

То, что сказал его отец, могло быть только шуткой. Но это была не шутка. Юлиану вдруг стало страшно.

— Значит, ты колдун? — спросил он.

— Но не такой, как ты думаешь. От меня тут ничего не зависит, — признался он. — Это зеркало.

По тому, как он еле заметно запнулся, Юлиан запо­дозрил, что он о чем-то умалчивает.

— Но разве ты не сам придумал этот фокус? Я всегда считал, что ты единственный в мире обладатель этого секрета.

— Я и есть единственный в мире обладатель, — под­твердил отец. — Только я его не придумал, а некоторым образом... — он не сразу подобрал точное слово, — открыл. Я купил это зеркало и ящик у одного старьевщика. И прошло много времени, прежде чем я обнаружил, что оно на самом деле может, понимаешь?

— Об этом ты мне никогда не говорил.

— Мало ли о чем я тебе никогда не говорил, — ответил отец. — На это у меня есть свои причины.

— Какие же?

— Ну, например, такая: фокуснику не делает чести, что самый сенсационный из своих фокусов он купил на блошином рынке.

Это Юлиан легко мог понять. Насколько он помнил, журналисты, любопытные и в первую очередь завистливые коллеги отца питали особый интерес к его знаменитому фокусу с зеркалом. Гордон однажды рассказывал ему, что одна крупная американская фирма из шоу-бизнеса предлагала отцу ни много ни мало десять миллионов долларов, если он продаст им свой фокус.

— И ты боялся, что я не сдержу тайну? — спросил Юлиан.

Отец ничего не ответил, но он и не ждал ответа. Особенно после того, что произошло накануне. Мальчик вспомнил Рефельса и его фальшивую улыбку, и в нем снова проснулась злость — правда, злился он больше на самого себя, чем на репортера.

— Но ты должен был рассказать об этом полиции! — взволнованно сказал Юлиан.

— Зачем? Что толку?

— Ну, это... — Он замолк. Отец прав. Что толку из того?

Отец взглянул на часы и вздрогнул:

— О Боже, так поздно. Надо ложиться спать. Боюсь, что завтра будет трудный день.

— Ты хотел мне что-то сказать, — напомнил ему Юлиан. — Ради этого Мартин позвал меня из ванной.

— Это потерпит до завтра, — решил отец. — Я думаю, первую половину дня придется провести с полицейскими и с адвокатом. Как ты смотришь на то, если мы с тобой после этого встретимся и вместе пообедаем? Тогда и поговорим. Так что у тебя будет время придумать какую-нибудь убедительную историю, которая объяснит твой живописный вид.

— О, — сказал Юлиан. — Неужто ты заметил?

— Да, я заметил. И цепь у тебя в кармане тоже. Поговорим об этом завтра. Пожалуйста, оставайся в отеле до моего прихода. И ни с кем не разговаривай.

Юлиан без лишних слов отправился в свою комнату и улегся в постель.

Заснул он мгновенно. Смертельная усталость взяла верх над внутренним смятением. Во сне он не видел ни троллей, ни зеркала, через которое впрыгнул в действи­тельность, ни дубинки, превращенной в цепь.

Глубокой ночью он проснулся.

Его окружала кромешная тьма. Отец, должно быть, заходил к нему в комнату, потому что Юлиан был за­ботливо укрыт одеялом, хотя сам не укрывался. Он даже подумал, что именно это его и разбудило. Но потом он услышал сквозь тонкую перегородку равномерное похра­пыванье отца.

Однако все же есть разница, когда просыпаешься сам и когда тебя будят. Что-то его разбудило. Но что?

Юлиан осторожно сел в постели. Пружины скрипнули, этот скрип показался ему неестественно громким и долго отдавался в комнате эхом. На миг ему показалось, что он здесь не один. Но, конечно, только показалось. В комнате никого не было, кроме темных силуэтов вещей.

Видимо, они-то и испугали его.

Юлиан, конечно, не был героем, но и не относился к числу тех, кто боится темноты. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Но теперь сердце почему-то сильно забилось, а руки начали дрожать. Он впился взглядом в темноту возле шкафа, там под окном была резкая тень. Он ничего в ней не разглядел, но понял, что сойдет с ума, если не справится со своим страхом.