Инесса Шипилова - Тыквенное семечко

Глава 1. День весеннего равноденствия

Маленькое королевство Изельвиль затесалось среди цепи Северных гор и было так далеко от дорог и караванных путей, что постепенно другие королевства начисто о нем забыли. А зря. Не то чтобы там жизнь била ключом, но иногда происходили такие удивительные события, о которых соседи понятия не имели.

Изельвиль хоть и был крошечным, однако вмещал в себя немало ливнасов, моркусов, леших, водяных с кикиморами и даже парочку кентавров. Кроме того, все в королевстве совершенно точно знали, что в мрачном неприветливом лесе, который раскинулся на обочине государства, обитают странные существа. Идти с ними знакомиться не больно-то хотелось — все, кто отважился в тот лес пойти, оттуда не возвращались. Так тот лес в народе и прозвали — Сгинь-лес.

Выходит, что жители королевства и сами-то толком не знали, кто в нем проживает. И хоть большинству из них любопытство было не чуждо, они предпочитали не удаляться далеко от своих жилищ — у каждого на свой лад.

Вот, например, ливнасы-древесники жили в Мшистом лесу в деревьях, а ливнасы-холмовики — в холмах, расположенных на восточной долине. Древесники на холмовиков поглядывали свысока, и в буквальном, и в переносном смысле. Подойдут к краю обрыва, посмотрят вниз на разбросанные по долине дымящиеся холмы и недоуменно пожмут плечами: дескать, как могут уважающие себя ливнасы жить как кроты в земле?

А холмовики тоже в долгу не останутся. Посмотрят на чернеющий на западном склоне лес да плюнут через плечо. Каждый холмовик знал, что в лесу древесников происходит всякая чертовщина, которую холмовицкий ум, как ни силился, понять никак не мог. К тому же холмовики боялись высоты и даже если бы внезапно воспылали любовью к соседям, просто не смогли бы попасть в лес — уж больно крутой склон их разделял.

О странностях и особенностях жителей Изельвиля можно рассуждать долго, ведь этих странностей великое множество. В таком случае проще посмотреть самим. Плюнуть на всякий случай, как холмовики, через плечо, и начать с леса древесников…

Старый леший Шишел сидел на своем пне и дымил трубкой. Его васильковые глаза неподвижно смотрели вдаль, туда, где терялась главная тропа. Лицо его, несмотря на почтенный возраст, было почти без морщин, с обвислыми щеками, покрытыми седой щетиной. Нос, похожий на крупную каплю, ярко блестел на солнце, словно отполированный.

Он с гордостью посмотрел на свою лошадь, запряженную в небольшую деревянную повозку, сбоку которой большими кривыми буквами было написано 'Зеленый дилижанс'.

— Ну, Марфутка, нонче набегаемся — праздник вечером. — Леший развернулся всем корпусом к лошади и весело ей подмигнул.

Шишел вспомнил сентябрьский день, когда у него началась совершенно другая жизнь.

Он вот так же сидел на пне, уткнувшись носом в газету 'Вечерний сход', и мучительно пытался понять печатное слово. Без очков он в газете прочесть ничего не мог, разве что крупные заголовки, поэтому решил ограничиться просмотром изображений и в десятый раз разглядывал три фотографии на первой полосе, на которых запечатлелись деревья с отпиленными у самого низа ветками. Заголовок сверху кричал: 'Вот те раз! . Леший никак не мог взять в толк, почему раз, если тут явно три — его так и подмывало спросить об этом Флана Эйче, который сидел недалеко на поваленной березе и читал какую-то книжицу. Но делать этого было никак нельзя.

Флан Эйче был ливнасом-древесником, что жил неподалеку от него в высоком дубе. Был он в лесу фигура видная — мало того что руководитель небольшой типографии, да еще и глава лесного схода. Собственно, ради него этот спектакль с газетой Шишел и затеял.

Узнал леший накануне, что в сходе есть вакансия, стало быть, надо Флану на глаза попасться, а вдруг он его пригласит туда? Ведь это была его самая сокровенная мечта! И не старый он совсем, всего-то четвертую сотню разменял, еще хоть куда! Вот он этого Флана с самого утра и выслеживал: прятался за пнями, крался согнувшись в три погибели вдоль кустов, а как выследил, так мотнул ему приветственно головой да плюхнулся на ближайший пень, развернув перед носом газету. Времени у него свободного много, может, измором его возьмет. Но Флана целиком захватила его книжонка, свой текст он явно видел хорошо, так как то и дело переворачивал страницы, а один раз даже громко смеялся.

Леший вперил свой взгляд в опостылевшие фотографии, досадуя в душе, что в этом номере ограничились лишь тремя, и громко кашлянул.

Флан вдруг внимательно посмотрел на него и крикнул:

— Эй, Шишел! А почему бы тебе не заняться извозом?

Леший так и подпрыгнул на своем пне, быстренько свернул газету, торопливо засунул ее в карман телогрейки и чуть ли не бегом пустился к поваленной березе.

— Как ты там сказал, повтори? — напряг он свой слух, склонившись вперед.

'Должно быть, так теперь место свободное в сходе называют', - грянуло в его душе подобно фанфарам.

Флан поднес ему под нос раскрытую книгу.

— Вот, — ткнул он пальцем в страницу. Шишел до рези в глазах пытался вглядеться в буквы в той книжке, но они были куда мельче, чем в газете, и он смог разобрать лишь цветную иллюстрацию. На ней был изображен важный господин, сидящий почти на такой же, как у него, повозке. Только сверху был сколочен какой-то домик. В повозку были запряжены две вороные лошади, подтянутые и стройные.

'Моя Марфутка красивше, — подумал леший, глядя на заморских лошадей. — Энти вон какие худющие'.

— А чтой-то у него на голове? — Он ткнул пальцем в котелок и стал раскуривать трубку.

— Шишел, это — кучер, он развозит пассажиров на дилижансе. А это у них такой специальный головной убор. Смотри, какая у нас длинная центральная тропа! — Флан вышел на середину широкой тропинки. — И тянется она с одного края леса до другого, — он махнул рукой на восток. — Вот и возите с Марфуткой пассажиров от озера до восточного обрыва! А они тебе деньги платить будут!

Ливнас захлопнул книгу и внимательно посмотрел на лешего.

— По-моему, это куда лучше, чем сидеть целыми днями на этом пне, — добавил он.

Шишел вытащил трубку изо рта.

— Как ты там сказал, его повозку кличут?

— Дилижанс, — ответил, улыбаясь, Флан.

— Слово-то какое пригожее. Тольки надо записать на бумажке крупными буквами, — проворчал он, попыхивая трубкой.

Он зашел в свой пень и подошел к зеркалу. На его лице была смесь разочарования и любопытства.

'Извоз — ясное дело, не сход. А ежели с другой стороны посмотреть, то тоже должность важная', - его отражение сделало умный вид и оптимистично сверкнуло носом.