Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

ДОЛБУШИН. Откуда у нас такая уверенность? Девушка не прорывалась дальше первой гряды.

БЕЛДО. Но была в долине между первой и второй. И там нашла сильнейшую закладку, рядом с которой находилась контрзакладка. Возможно, это была скала, рядом с которой бабочка отложила яйцо, ставшее гусеницей и затем куколкой… А возможно, долина за первой скальной грядой является зеркальным отражением долины за второй! Или того больше: существует одновременно в двух измерениях! (Волнуясь.) Прорвавшись к этой скале с контрзакладкой в руках, есть шанс сразу оказаться в сердце двушки , в вечности, где все первично! Там, где каждое слово и всякая невысказанная мысль эхом звучит во всех мирах!

ДОЛБУШИН (холодно). Успокойтесь, Дионисий! Ваши крики и так уже слышны во всех мирах!

Белдо сопит. Слышно, как он открывает «молнию» и что-то ставит на стол.

БЕЛДО. Это надо спрятать! Не трогайте крышку! Я подозреваю: когда придет время, она откроется сама… Поставьте ее поближе к… ну вы знаете…

ДОЛБУШИН. Хорошо. Это всё?

БЕЛДО. Не совсем. У вас найдется для меня маленькая комнатка, почти каморка? Я хочу напроситься к вам в гости.

ДОЛБУШИН. Вас затопили соседи?

БЕЛДО. Я вас очень прошу, Альберт. Я хочу быть здесь, когда Гай коснется ее!

ДОЛБУШИН. Комната найдется. Но вашим хлопотуньям придется поискать себе другой приют. Они все трогают. После них надо мыть квартиру с хлоркой.

БЕЛДО (смеется). Вы настоящий мужчина, Альберт! Так их! Я скажу Младочке и Владочке: они будут в восторге!

Нечаянно встречается глазами с Долбушиным.

ДОЛБУШИН. Вы собираетесь отдать контрзакладку Гаю. Так?

БЕЛДО. Да.

ДОЛБУШИН. Почему? Вас не привлекает возможность самому попасть на двушку ?

БЕЛДО. Я много думал, но… Первым я пойти не рискну.

ДОЛБУШИН. Почему?

БЕЛДО. Не знаю, как объяснить. Просто боюсь, и чем дальше, тем больше… Кроме того, Гай, по сути, ничем не рискует. Контрзакладку мы можем поймать только его шкатулкой. Однако достанет ее из шкатулки лишь тот, кому ее отдаст заточенный в перехватчике эльб. Понимаете, как все продумано?

ДОЛБУШИН. А ваш опекун не будет за вас драться?

БЕЛДО (смущенно). Будет-то он будет, но… С этими эльбами ничего нельзя знать наверняка. Они крайне быстро договариваются между собой. Опять же – у него только третья ступень. А если тот, заточенный, допустим, второй ступени, то…

Полина закрыла глаза. Слова, которые она слышала, были знакомые, дразнящие, но всякий раз между словом и его смыслом встревал укоризненный фельдшер Уточкин и грозил ей пальцем. Вскоре Полине уже казалось, что слова падают в ее память камнями и, разлетаясь на осколки, причиняют боль.

Не желая больше ничего слышать и знать, она зажала уши руками и провалилась в слепоту и тишину. Час спустя она проснулась от холода и долго сидела с открытыми глазами, не понимая, как оказалась в шезлонге.

Когда Яра не вернулась, Ул на две недели исчез из ШНыра. Одни считали, что он подкарауливает Дениса. Тот так и не появился в ШНыре, только прислал Дельту со шнеппером, саперной лопаткой и короткой запиской, приколотой к седлу. В записке было сказано, что со ШНыром он завязал навсегда, закладку взял себе «за работу», но к ведьмарям не пойдет. Будет сам по себе. Ему не нужен больше никто – ни ханжи, ни убийцы, и он всем им желает оставить его в покое. В конце записки Денис прозрачно намекал, что искать его бесполезно, поскольку он теперь обладает «неким даром», который делает его неуязвимым.

Ознакомившись с текстом, Калерия Валерьевна сунула записку в ящик стола, где у нее хранилось около сотни подобных посланий – разных по стилистике и объему, но крайне близких по содержанию.

Другие объясняли исчезновение Ула тем, что тот решил завязать с нырками. Третьи – в их число входили Макс, Родион и Афанасий – напряженно пытались связаться с ним по нерпи, но Ул не отвечал.

Его друзья догадывались, что Ул скитается по Москве, не зная, где застигнет его усталость и на каком чердаке или в каком подвале он рухнет, чтобы отоспаться, встать и идти дальше.

Тут только Афанасий ощутил разницу между любовью настоящей и придуманной.

В варианте придуманной любви человек сам себя вопрошает: вот, мол, я, такой-то и такой-то, страдаю! За что мне, бедному, эти мучения? В варианте же настоящей любви он просто мучается, не размышляя, как называется чувство, которое испытывает. И вообще едва ли думая о чем-то.

Афанасий облазил все вокзалы, перезнакомился с диким количеством карманников и прочих сомнительных личностей, лишился мобильника, едва не утратил нерпи, но Ула так и не обнаружил.

Он вернулся во второй половине декабря, простуженный и похудевший. В мышцах у него жило гриппозное томление, а в сердце ворочалась тоска. Дикие калмыцкие его глаза припухли и смотрели уставшими киргизскими. Он сидел в столовой и двумя руками сжимал чашку с горячим чаем. Вокруг хлопотала Суповна, швыряя в миску такие куски мяса, что она едва не переворачивалась.

– А ну, лопай давай, пока не околел! Нормальный парень был, а приползла глиста тощая! – кричала она в обычной своей манере.

Друзья Ула едва дождались, пока Суповна уйдет на кухню.

– Где ты был? Д-дениса искал? – дружелюбно заикаясь, спросил Макс.

– И его тоже, – отозвался Ул равнодушно.

– Т-ты ему что-то сделал?

Ул мотнул головой и посмотрел на сбитые костяшки левой руки.

– Ничего. Так только… выяснил, где он ее бросил.

– Он еще не у в-ведьмарей? А что у него за дар? – спросил Родион.

– А-а! Ерунда. Ускоренное движение. Увидел меня в метро, заскочил с перепугу в вагон, а куда из вагона-то денешься, когда он уже в тоннеле? Тут и накрыли суслика, – сказал он презрительно.

Ул поднялся на свой чердак, лег в гамак и попросил на двадцать четыре часа оставить его в покое, однако уже на другой день утром Макс нашел его гамак пустым. Ул ушел в свой первый после исчезновения Яры нырок за атакующими закладками.

Горе, когда оно такой силы, не может долго оставаться в человеке. Оно или преобразуется в деятельность, или разносит человека вдребезги. Ул интуитивно выбрал первый вариант. Из нырков он возвращался полуживой и долго лежал, едва вытаскиваясь к ужину. Особенно в первое время.