Эмма Клейтон - Агония

— А вы собираетесь сказать людям? — спросил Мика. — Все уже знают о войне, но как вы объясните, с кем мы воюем?

— С инопланетянами, — как нечто само собой разумеющееся, объявил Горман.

— С инопланетянами? — фыркнул Мика. — Бред, вам никто не поверит!

— Хочешь поспорить? — вскинул брови Горман. — Они увидят по телевизору…

— О, нет, — вздохнул Мика, — тогда, конечно… поверят безоговорочно.

— Представь, твоя мама включает телевизор и видит в новостях сюжет о приближающейся к нам космической станции пришельцев, — усмехнулся Горман. — Она огромная, почти такая же большая, как Земля.

— Как в нашей компьютерной игре, — сказал Мика.

— Точно.

— Они придут в ужас.

— Но зато останутся в безопасности в своих бетонных башнях.

Снова ложь, подумал Мика, горы лжи. Одна ложь тянет за собой другую, и так до бесконечности. Все, что они умеют, это врать и убивать.

Мика молча смотрел на бушующее за окном море. Та неведомая сила, сотворенная из запаха земли и тишины леса, которую он принес с собой из-за Стены, заполнила комнату. Горман смотрел на Мику, с восторгом думая о том, каким совершенным оружием он обзавелся. Старик до сих пор не догадывался, что мальчишка врет ему, искусно разыгрывая свою собственную карту в той игре, которую затеял сам Горман.

— Я могу повидаться с Элли? — тихо спросил Мика.

— Да, можешь, — сказал Горман. — Более того, я так доволен тобой, что решил наградить тебя, — я разрешу тебе забрать сестру домой, повидаться с родителями. Но только на один день.

— Спасибо, — сказал Мика. Его глаза наполнились слезами.

Мика ждал Элли в зале на верхнем этаже форта, где он вместе с остальными участниками соревнования смотрел на огни северного сияния, похожие на развернувшееся в ночном небе огромное шелковое полотнище. Это происходило всего несколько дней назад, но казалось, что с тех нор прошли годы или даже целая жизнь. Все изменилось: мир, в котором они жили раньше, и мир, в котором им предстояло жить в будущем, и сам Мика — все стало другим. Мика прикоснулся к земле, вдохнул свежий воздух леса и открыл для себя новый мир. Он понял, что сам является частью этого прекрасного мира, который, как им казалось, утрачен навсегда. И главное, он нашел Элли. Мика мерил шагами зал, прохаживаясь вдоль стеклянной стены, и прислушивался к тому, что происходило у него внутри. Сначала Мика чувствовал себя фейерверком, запал уже подожгли, и ракета вот-вот взовьется в воздух. Он немного опасен, потому что, как только Элли войдет в комнату, ракета сорвется с места и помчится по комнате, рассыпаясь фонтаном искр, сшибая лампы и поджигая все на своем пути. Но временами Мика чувствовал себя слабым и мягким, он боялся, что при появлении сестры растает от счастья, и вместо брата Элли найдет на полу кипящую любовью лужу. Затем его охватывали оба чувства сразу: он взрывается как фейерверк и рассыпается разноцветными огнями любви.

Авен стояла возле двери, приложив нос к замочной скважине: она нетерпеливо принюхивалась. Вдруг мышцы на шее собаки напряглись, она вскинула голову, вытянула свой упругий, похожий на ивовый прут хвост и замерла.

— Она идет? — Голос Мики сорвался. Авен обернулась и глянула на него через плечо. Уголки ее губ разъехались в стороны — казалось, собака улыбается.

И тут Мика услышал топот ног. Элли бежала к нему по коридору. Охранник с пистолетом кричал ей вслед: «Шагом, Элли! Я сказал, ШАГОМ!»

Элли. Сердце Мики запрыгало в груди резиновым шариком. Авен отступила от двери, обе створки распахнулись, и Элли ворвалась в комнату маленьким золотистым смерчем. Ее черные глаза горели, полы накинутой на плечи легкой белой куртки развевались за спиной словно крылья. Поток ее света устремился навстречу Мике и, достигнув его, окутал теплым сияющим облаком.

Прикосновение к ней было похоже на вздох, как будто из его сердца выдернули застрявшую там занозу, и кровоточащая рана, которая многие месяцы пульсировала жгучей болью, заставляя Мику плакать, начала затягиваться.

Сама Элли превратилась в один-единственный вздох облегчения. Случилось невероятное: бесплотное привидение вернулось к жизни, в объятиях Мики, окутанная его золотистым сиянием, она снова обрела плоть и кровь.

Авен, радостно повизгивая, крутилась возле их ног. Охранник с пистолетом топтался возле двери, нервно поглядывая на брата и сестру, застывших в объятиях друг друга. В комнате стало светлее, но не от того, что в окно заглянуло солнце, — казалось, сами дети излучали сияние. Это тревожило охранника, он чувствовал: как только Элли и Мика прикоснулись друг к другу, произошло нечто необычное. И это нечто очень не понравится Мэлу Горману.

Близнецы разжали руки и, отстранившись, взглянули друг другу в лицо, у обоих по щекам текли слезы счастья. Им так много хотелось сказать друг другу, но, когда тебе в затылок направлен ствол пистолета, трудно о чем-то разговаривать.

— Мне нравится твоя прическа, — сказал Мика, проводя ладонью по короткостриженым волосам Элли. — Тебе очень идет.

— Ты так вырос, — Элли слабо улыбнулась.

— Да, мама говорит то же самое, — усмехнулся Мика. — Спасибо мистеру Горману и его витаминному коктейлю.

— Как мама и папа? — тихо спросила Элли, ее глаза наполнились болью, — Я по ним так соскучилась! Они, наверное, думают, что я умерла?

Мика грустно кивнул.

— Но я знал, что ты жива, — сказал он, — Теперь я нашел тебя. И забираю домой.

Охранник, наблюдавший за Мики и Элли, оказался прав. Кое-что действительно произошло, и это кое-что должно было очень не понравиться Мэлу Горману. Как только близнецы прикоснулись друг к другу, произошел незаметный сдвиг, словно механизм, который заело в тот день, когда их разлучили, снова ожил и пришел в движение. Последствия этого сдвига не заставили себя ждать. Как только аэромобиль, уносивший Элли и Мику домой, поднялся в небо над Кейп-Ротом, Пак разразился восторженными воплями и принялся носиться по своему пластиковому дереву, оставляя за собой хитросплетение золотых светящихся нитей.

Несколько минут спустя нечто интересное случилось и по другую сторону Стены: Хелен сбежала из дома своего сына, где ее держали взаперти последние три недели. Старушка в длинной, отороченной оборками ночной рубашке и своих любимых желтых резиновых сапогах выбралась через окно первого этажа и спрыгнул в сад. Как только ее ноги коснулись травы, розовые бутоны на кусте, рядом с которым она приземлилась, расправили свои лепестки, словно Хелен щелкнула невидимым выключателем, запускавшим механизм цветения. Когда же старушка юркнула в кусты живой изгороди, ее встретил разноголосый птичий хор — казалось, цветы и птицы приветствуют освобождение Хелен.