Сергей Вольф - Завтра утром, за чаем

Сразу же после входа в парк были большущие раздевалки, которые открывались осенью, когда становилось прохладно, а зимой вообще существовало ходячее выражение «пойдемте погреемся» — это значит, в парк, в «Тропики». Скинешь с себя все в раздевалке и в одних шортиках гуляешь по парку, купаешься в бассейне, ешь по талонам (будь они неладны!) мороженое, пьешь шипучку, жара, теплынь… Конечно, если солнца на небе не было, приходилось гулять без солнца — тут уж ничего не поделаешь.

К тому же в середине зимы были целые месяцы, когда «Тропики» закрывались вовсе; дирекция парка и научное руководство вынуждены были устраивать периоды тропических дождей, без которых флора и фауна просто не могли бы нормально существовать.

Разумеется, в парке было много обычной необязательной ерунды: кафе, кафе-мороженое, ресторан, площадки для игр, танцплощадки, кинозал, кинолекторий, просто лекторий, зал-читальня, лодки на прокат (не на Узе, — это-то было бы классно! — а на прудах), прогулочный микрокосмодром для малышей (высота полета 2–5 метров, смех!) и т. д. и т. п. … Но были и шикарные развлечения, правда, платные и довольно дорогие: можно было, например, половить в Узе крупную тропическую рыбу на особые ароматные приманки, спуститься в батискафе в специальную морскую скважину на океаническую глубину, самому посадить какое-нибудь (по выбору) плодовое растение, проследить за тем, как с помощью биоускорителя появляется росток, развивается дерево или куст, цветет и дает плоды, которые потом можно было забрать домой по специальному пропуску при выходе из парка; желающие могли поохотиться из засады (конечно, с инструктором) на антилоп или львов и сфотографироваться с трофеем, а потом посмотреть забавную сценку, как убитые лев или антилопа начинают шевелить ногами и хвостом, зевать и подниматься на ноги, потому что стреляли в них не боевыми патронами, а специальными капсулами с сильнодействующим снотворным; можно было в особом прозрачном, непроминаемом, непробиваемом и непрокусываемом скафандре побродить среди львов, антилоп, носорогов или обезьян — и прочее, и прочее, и прочее…

Словом, если вдуматься, это вообще был гениальный парк.

Когда разрабатывался его проект, ученые долго ломали головы: делать парк с точки зрения запуска тропико-климатической машины многосекционным или из одной секции. Если сделать всего одну секцию (то есть секция — это весь парк), появлялся громадный риск: вдруг машина, особенно зимой, разладится, и тогда погибнут все растения и многие животные, если же делать его многосекционным (сломалась, скажем, одна, особенно внутренняя, секция — и ничего страшного, микроклимат никуда сразу же не денется, тем более что соседние секции могут отдать часть своего тепла, а общее падение температуры можно быстро восполнить повышением мощности в других секциях) — это получалось безумно дорого.

Порешили сделать четыре секции. Конечно, и в этом случае риск был немалый, ведь каждая из четырех секций двумя сторонами обязательно соприкасалась с внешним, нетропическим, климатом, но все же, как легко сообразить, риск был равен, скажем, одной четвертой по сравнению с односекционным устройством.

Первая авария произошла через два года после открытия парка и именно зимой — отказала третья секция. Несмотря на аварийную службу и разработанный научный метод ликвидации внезапной остановки машины, долгое время сделать ничего не удавалось. Кое-как сумели изловить всех животных и распихать их по другим секциям, по теплым помещениям в «Тропиках» и зоопарке, а вот растения должны были погибнуть. Но все-таки, к счастью, точку разлада системы нашли, успели.

Вот какой был у нас парк!

В воскресенье, ровно в одиннадцать, я подошел к «Тропикам», ребят еще не было, я стал читать какую-то дурацкую афишу, и тут кто-то сзади закрыл мне ладошками глаза.

— Жека! — сказал я. — Это ты, старый черт? Сзади молчали.

— Валера, ты?! Опять молчание.

Тогда я стал называть имена подряд, ну, тех ребят, кто мне в старой школе был посимпатичнее. Все мимо!

— Тогда не знаю, — сказал я. Меня отпустили, я обернулся… Это была Натка.

— Привет! — сказала она. — Ты в парк?

— В парк. Да, в парк, — сказал я голосом из другого мира. — Привет.

— Ну, пошли, я тоже. Пошли скорее!

— Да я не знаю, — сказал я. — Тут ребята должны подойти из старой школы, — говорил я, а сам уже шел за ней…

— Вы в парке встретитесь, — сказала она.

— Не знаю, — говорил я. — А вдруг нет? Вдруг потеряемся? Они очень просили, — говорил я и все шел за Наткой.

— Не потеряетесь, — сказала она. — Пошли быстрее.

Я шел за ней так, как будто находился в зоне влияния какого-то магнитного поля с идиотскими законами.

Мы переоделись в раздевалке во все летнее, бегом пробежали метров тридцать до теплового барьера, а там уже пошли нормально — жара стояла в этот день приличная.

Натка попросила меня принести ей мороженое, я принес, мы немного посмотрели змей, потом, она предложила мне пойти в розарий: там тихо и никого почти нет, я согласился, и мимо львятника мы пошли в розарий. Лев Гришка улегся возле самой стенки из плекса, жмурился и почему-то лизал эту стенку, а малышня толпилась возле него и старалась приставить ладошки к плексу с этой стороны — действительно, все выглядело так, будто он им лижет ручки. Визжали они, чтобы суметь приставить ладошку в нужное место, ужасно, дрались даже, а родители их растаскивали.

В розарии и правда никого почти не было, старуха какая-то в шортах, темных очках и с книгой и худенький, похожий на муравья мальчик, который сам с собой играл в шахматы. Мы сели в дальнем, совсем пустом конце розария, и Натка спросила:

— Читал воскресный выпуск газеты?

— Нет, — сказал я. — А что?

Только сейчас я заметил газету у нее в руках.

— На, посмотри. — И она раскрыла ее на разделе «Удивительное рядом». Слева, сверху страницы, глядела на меня довольно большая фотография — я и папа на мотороллере, и еще ничего не читая, я заскрипел зубами, потому что сразу все понял. Кто проболтался ?! Об этом знали в группе «эль-три», знала мама, люди из «Пластика», может быть, кто-то еще… Но все ведь понимали, я думаю, что счастья в этом для папы нет никакого? Или, может, кто-нибудь из них считал, что это забавно, вкусно, вкуснее не бывает? А? Или газета об этом сама пронюхала? Именно пронюхала. Что гениальный Митя Рыжкин, шестой «б», удостоив чести работать в Высшей Лиге, в группе взрослых — этого им было мало? А? Наверняка написала, что я, малыш Митя — руководитель группы, а в состав группы входит Рыжкин-старший.

Так оно и оказалось, когда я через силу прочел-таки их «Удивительное рядом».

«Вот они, отец и сын Рыжкины, настоящие творцы в науке, настоящие друзья, хотя юный Митя — глава группы, а его папа… Да и может ли быть иначе…» — и так далее, и тому подобное.