Вячеслав Запольских - Секретная тайна

— Ты прав, — сказала Полина. — Смотреть, действительно, нечего. Опять про сельское хозяйство, кто его только выдумал.

— Ну, ты даешь…

— Понимаю, наши холодильники вхолостую работать не должны. Но по телевизору-то эту тягомотину гонять все равно не обязательно. А что по «Стилю»?

На телепанели возникла периодически подрагивающая строчка «Нет сигнала».

— «Дискавери»?

Табличка «Приносим свои извинения». Далее по каналам: «По техническим причинам…», «No signal», «Предлагаем вашему вниманию восьмую симфонию Брукнера в исполнении Государственного академического симфонического оркестра, дирижер Евгений Светланов».

Зазвонил телефон. Я автоматически снял трубку с базы и только потом понял, что штепсель по-прежнему валяется возле розетки.

— Здравствуйте, Андрей, — я сразу узнал голос Рамиреса Васкеса. — Прошу прощения за вчерашний инцидент. Я должен был сразу догадаться, что при девушке вы не могли быть вполне откровенный.

— Да… конечно… — сдавленно отозвался я.

— Значит, посылка у вас? Уф-ф! Вам невозможно иметь представление, как я волновался. Ведь эта история могла содержать очень, очень серьезные последования… Я правильно говорю?

— Серьезные последствия, — поправил я, искоса взглянув на Полину. Она отыскала-таки нормально работающий канал, кажется, «Энимал плэнет», и невозмутимо лупилась в ящик. На всякий случай я перекинул трубку в левую руку, а правой постарался незаметно подобрать шнур и засунуть штепсель в гнездо. В трубке раздался легкий шорох, сеньор Васкес продолжал:

— Почему вы молчите? Я начинаю волноваться. Помните, что у вас в руках оказалось сильное, эффективное средство. Аналогия: эффективные медицинские таблетки помогают больному органу, но поражают другой, здоровый. Алло! Алло!!!

Вот разорался. Я опасливо взглянул на Полину.

— Не отдавай, — она безмятежно покачивалась в кресле, поигрывая ленивчиком.

— Когда вероятность маловероятных событий концентрируется в одном месте, — гнул свое Васкес, — резко падает уровень обычности в другой области.

— Пока не доходит, — признался я. — Можно пример?

— Хорошо. Пример. Вот я — звездный лоцман этого региона космоса. При прокладке трансгалактического маршрута уменьшаю вредное воздействие ближайшего пульсара. Но из-за этого в другом участке космоса в недрах какой-нибудь звезды прекратится процесс термоядерного синтеза.

— Погаснет звезда? — я сам не узнал свой голос. — Только оттого, что я… Что кабытрон был включен?

— Как? Для меня это есть непонятное слово. Аппарат имеет очень сложное название, в земных языках нет соответствий. Работать с ним умеет только специалист. Нужно вычислять рикошет, который отбрасывает побочный эффект, знать математику многомерных пространств…

— И в конце выпуска срочное сообщение, которое мы только что получили из Ирландии, — раздался из телевизора голос Екатерины Андреевой. — В Дублине произошло катастрофическое землетрясение. Сила колебаний почвы достигала десяти баллов по шкале Рихтера. В зону бедствия уже начала поступать международная гуманитарная помощь, медикаменты, продовольствие, палатки для десятков тысяч людей, лишившихся крова. Ученые-геофизики в растерянности, ведь этот регион всегда считался сейсмически абсолютно безопасным…

Васкес замолчал, оборвав на полуслове свои объяснения. В трубке раздались короткие гудки.

В прихожей загорелся свет, раздался испуганный шепот родителей.

— Приходите! — закричал я в пустой микрофон. — Я отдам вам эту штуку! Заберите…

Чуть не крикнув «Я больше не буду», отшвырнул трубку, выпрямился по стойке «смирно» и стал ждать, когда родители появятся в моей комнате и начнут задавать вопросы.

Вроде бы моя комната, и в то же время совершенно неродное помещение. Из которого выкачали все звуки. Картинка застыла неподвижно на телепанели, Полетаева закинулась в качалке и замерла, папа решительно переступает порог и никак не может ни переступить, ни запнуться. Все вокруг залито ярким, но неприятным металлическим светом. И еще, кажется, углы комнаты скруглились, все близкие к ним предметы кособоко изогнулись. Будто я во впуклом шаре.

Пошлепал губами, выжал из гортани легкое сипение. «Вы действительно звездный лоцман?», — спросил мысленно, не надеясь на ослабевшие голосовые связки. Васкес опустился на мой диван и похлопал по натуральной замшевой обивке, мол, садись рядом, нечего руки по швам держать.

Объяснил, что — да, он и лоцман тоже. Возле Земли очень сложные звездоплавательные условия, приходится постоянно контролировать поведение почти двух десятков пульсаров и одной «черной дыры». Но официального статуса, основной профессии, как это принято у землян, у него не имеется. Он как бы мастер на все руки. Глубоко законспирированный агент-наблюдатель, «скорая помощь», экскурсовод, а если понадобится — космический дипломат

— Вы с Бетельгейзе? То есть, с Альдебарана? — поправился я. И с удовольствием понял, что способен издавать звуки.

— Не-ет, — усмехнулся сеньор. — Я родился от земных папа и мама. Только случайная накладка, вот как с тобой, сделала меня посвященным. Теперь я негласно представляю содружество галактических цивилизаций на нашей планете.

— И я теперь тоже буду представлять?

— Сначала нужно подрасти. Будет видно.

Меня мучил один вопрос, но я все никак не решался задать его мексиканцу-альдебаранцу. Про своего трехногого, с носом-присоской, пришельца. Который «первый сорт» и похож не на гуманоида из фантастических книг, а на карикатуру из юмористического журнала.

— Веселье не чуждо разуму, — прочитал мои мысли Васкес. — Инопланетяне имеют неутомительную политическая жизнь. От этого они такие напряженно безбашенный.

— Нет. Не то. Он был совершенно невзаправдашний. Как будто его кто-то специально для меня изготовил.

— Да, — легко согласился Васкес. — Таких инопланетян не бывает. Ты его выдумал.

Я ничего не сказал, потому что не мог ничего сказать, сообразить, понять — даже растеряться не получилось.

— Как придумывал другие фантастические приключения, воображал себя героем, ученым, путешественником по экзотическим странам и планетам… Выдумал, и поверил в него. И тем самым сгустил вероятность. Это редко, но удается. Чаще всего — детям. Ведь они готовы всему верить, даже собственным фантазиям. Но не думаю, чтоб у тебя получилось еще раз.

Оглядев комнату, Васкес легким прищуром удалил из нее подлинный офорт Рембрандта.

— Совсем уж редки случаи, когда сапиенс имеет талант постоянно превращать возможность в очевидность. Вдруг у тебя как раз такое редчайшее дарование? — Васкес будто позабыл про акцент и больше не корежил грамматику.