Андрей Салов - Свидетель апокалипсиса

Он подошел к двери, потянул на себя сначала легонько, затем рванул изо всех сил. Но тщетно. И тогда вся боль, весь ужас потери молотом обрушился на него.

Затем вновь пробуждение и снова сон. Он что-то делал, что-то ел, как-то передвигался, — все это было как в бреду…

Но время — лучший лекарь. Однажды он заметил, что рисунок светил был иным, нежели должен: чужие, холодные звезды тянули к себе ракету. Впереди рдела в непроглядной ночи красноватая звезда, остывшая, холодная по космическим меркам, но вполне жаркая для того, чтобы превратить корабль в ничто. По всей вероятности тот, второй метеорит, повредил мозговой отсек ракеты, лишил управления и заблокировал двери. Стоп! Как он сразу не догадался?! А если это сделал не второй, а первый метеорит? Тогда его жена и сын все еще живы и, также как и он, находятся в заточении, не в состоянии подать ему весточку! Если это действительно так, то к чему мысли о сведении счетов с жизнью? Нужно бороться!

Неожиданно вспыхнувшая надежда захлестнула Алма, и теперь он также горячо молил небо о спасении, как минуту назад призывал кару на свою голову. Он взывал к растущей впереди красной звезде, умоляя отпустить добычу, подарить жизнь его семье, за которую отдал бы не медля ни секунды всю кровь, капля за каплей.

Так, в слепой надежде, в беспрестанных мольбах, протекали последние дни. День ото дня становилась все больше красная звезда.

Прошли месяцы с тех пор, как корабль покинул Фаэтон и вот он у цели, правда, совсем иной, чем хотелось бы. Какое дело звезде до его, Алма мучений? Верить в то, что здесь, в двух шагах от него, за дверью, находятся те, ради кого он жил и живет, но не иметь возможности приласкать их, что может быть печальнее?

«О боги, боги», — звал Алм. Молчали боги. Молчали звезды, а корабль, пожирая последние тысячи миль, несся неуправляемый и неудержимый навстречу всепожирающей огненной пасти.

И тогда Алм проклял. Проклял и небо, и звезды, и всех богов, что были, есть, и будут, проклял все и всех, необъятную вселенную, в которой не оказалось крохотного островка жизни. Проклял людей, толкнувших его к гибели, самого себя за беспомощность. И лишь Орголина и Коан, их светлые и непорочные головы избежали страшных проклятий, что обрушил на всех их отец и муж. Казалось, эти проклятия способны разрушить, обратить в пыль тех, кому они предназначены. Но все также бесстрастно светили безучастные ко всему звезды.

Прервался поток проклятий. Нервное потрясение вновь дало о себе знать, и черная пустота небытия окружила его. Поэтому не мог он видеть, а его душа возрадоваться тому, что произошло. Казалось, неведомые боги были потрясены мольбами и проклятиями, разбужены его бурным призывом. И если бы Алм не находился во власти небытия, был в состоянии осмысленно взглянуть, то его глазам предстало бы то, что подобно целительному бальзаму хоть на миг, но исцелило его страдающую душу. Красная звезда выпустила из своих цепких лап корабль, отдав его более сильной планете…

Прошла ночь, наступил рассвет. Алм почувствовал его не открывая глаз, его простоту и свежесть, а главное тишину. Не слышно ни свиста метеоритов, ни воя работающих двигателей. Корабль остановил свой бег.

Алм был слаб, и лишь движение губ выразило немую благодарность богам, проклятым им. Так и застыл он, глядя в потолок, наслаждаясь наступившей тишиной, под мерный шепот волн близкого моря. Вот сейчас, как только немного утихнет сердце, он подойдет к двери, тихонько откроет ее и прижмет к своей груди утомленных долгой разлукой и всем пережитым, жену и сынишку.

Алм, преодолевая головокружение и противную слабость в ногах, встает и упираясь непослушными руками в стену, подходит к двери. Слабое нажатие и дверь открыла человеку путь. Значит, он на планете, вполне пригодной для жизни, раз электроника сняла свое покровительство. Пройдены те несколько шагов, что отделяли гостиную от спальни, рука легла на холодную сталь новой двери. Но почему, почему вновь так невыносимо защемило в груди? Рука рванула дверь, и Алм оказался в комнате, холодной и пустой. В стене зияла дыра, проделанная метеоритом, и это отверстие, размером со спичечный коробок, мгновенно убило находившихся здесь. Они приняли моментальную смерть, превратившись в хрупкие, стеклянной прочности статуи, рассыпавшиеся на мелкие кусочки при посадке на планету, а может быть еще и раньше, при попадании в корабль второго метеорита, и теперь, подобно снегу лежали под ногами.

В великой скорби Алм пал на колени, собирая в горсть хрупкие осколки. А затем с сухими, полными муки глазами, осыпая поцелуями останки милых существ, на непослушных ногах направился прочь, подальше от железного гроба. Его шаги убыстрялись. Он бежал, теряя силы, падал, вставал и снова бежал.

Ноги принесли его к обрыву: внизу лениво катились волны то ли моря, то ли океана. Эта водная гладь должна стать местом последнего пристанища измученного человека. На мгновение Алм застыл на краю пропасти, раскрыл плотно сжатую, в крови и порезах ладонь и, запечатлев поцелуй на хрупких стеклянных осколках, ринулся вниз…

Солнце стояло в зените, когда Алм вновь открыл глаза. Он лежал на берегу, омываемый ласкающими морскими волнами. Слез не было. Осталась только боль. Боль, заполонившая каждую клеточку тела. И он пошел вперед, туда, где вырисовывались громады пурпурных гор, на которых одна из вершин станет его последним трамплином. И не было вокруг ни одного камня, о который можно разбить голову.

Но вот путь позади и, цепляясь руками и ногами за удивительно мягкий, податливый мрамор, он принялся карабкаться на вершину. Она оказалась метров тридцати, что вполне достаточно, чтобы свернуть себе шею. Внизу, — небольшая котловина, когда-то заполненная водой, а теперь высохшая. Сквозь слой желтоватой воды отчетливо проступало усеянное шипами мраморных наростов дно.

Обрывки мыслей, образов, пронеслись в мозгу за те мгновения полета, что отделяли его от острых шипов. Но смерти не было опять. Словно чья-то невидимая рука поддержала его в метре от цели и тихо опустила. Он даже не почувствовал боли, да ее и не было. «Мрамор» мягко спружинил, погрузив горящее тело в прохладную золотистую воду. Все произошло так, словно и не было десятков метров высоты. Видно боги даровали ему бессмертие, раз он никак не может покончить с собой, как жестоко покарали они его за богохульство, как тонка и изощренна их месть!

Не было сил подняться, открыть глаза, снова был тяжелый и беспробудный сон. Сколько он так проспал, Алм не знал, но встал уже совершенно иным. Он снова полон сил, боль, сводившая его с ума, исчезла, зарубцевалась сердечная рана, уступив место легкой грусти и желанию действовать. Голова как никогда ясна и чиста.