Дмитрий Емец - Танец меча

— Никуда не годится! Ты сражаешься как смертник! Как потенциальный труп! — сказал он.

Поняв, что биться с ним не будут, Меф заставил меч исчезнуть.

— Почему? — спросил он, задыхаясь.

— Сам видел: только что ты упустил отличный шанс! У тебя нет решимости меня убить! Без этого все твои железки ничего не стоят.

Арей сунул руку под кресло и бросил Мефу смятый бумажный шар.

— Пришло из Тартара сегодня утром! Читай!

Меф расправил страницу. Послание было коротким и совершенно не похожим на обычные бюрократические упражнения нижней канцелярии.

«А.! Час пробил. М. должен быть устранен не позднее пятницы. Время и место боя выбирай сам.

Меф не подозревал, что волнуется, пока не услышал своего голоса. Надо же, можно подумать, что его душат.

— И?.. Где и когда?

Арей с усилием стянул железную, с красной подшивкой, латную перчатку, которой минуту назад на его ладони не было и в помине, и лениво кинул ее Мефу. Перчатка толкнула Мефа в грудь и, хватаясь за пуговицы пальцами, как живая, сползла на пол. Свернулась и улеглась, как сытый хорек.

— Царицыно. Полночь, со среды на четверг! Лучше Царицына для дел такого рода в Москве ничего нет… Лигул будет польщен. Говорят, он сам помогал масонам его проектировать. Потом Царицыно долго находилось в забросе, и только при Пуфсе было достроено… Вот за что я ценю дальновидных подхалимов — они никогда не упустят случая подлизаться.

— Царицыно, со среды на четверг… — повторил Меф.

— Не опаздывай! К часу я хочу быть уже свободен, — сказал Арей, неотрывно глядя на него. Глаза у него были страшные. Они не отдавали тепло, а, напротив, втягивали его в себя, как черные дыры. Мир после такого взгляда становится выгрызенным.

— Хорошо. Я буду без четверти двенадцать. Меф наклонился, за палец поднял перчатку, повернулся и вышел.

Подземный переход, как и прежде, был забит людьми. Среди них ящеркой скользил художник с блокнотом, ухитрявшийся на ходу делать с людей зарисовки и предлагавший их купить. Самое удивительное, что это был действительно художник, а не шпионящий суккуб.

Наверху, на ступеньках, Меф увидел худые джинсовые ноги Варвары и рядом с ними переминающиеся лапы черного пса. Только ноги — остальное отрезалось козырьком перехода. Буслаев приблизился к ним, добавив к шести ногам еще две.

— Ты видел его? Он с тобой разговаривал? О чем? — спросила Варвара с надеждой.

— Да так. О физкультуре, — уклончиво отозвался Меф.

Варвара не уловила иронии. Для простуженных и уставших юмора не существует. Они смотрят на жизнь серьезно.

— Какой-то он… не такой. Мягкий. Ты почувствовал? — нащупывая слова, сказала Варвара Мефу.

— Угум. Натуральная сиротка, — буркнул тот. Меф двинул в универ, но не доехал. Вышел на «Воробьевых горах» и остановился над рекой, не выходя из метро. Его толкали. Гремели, скрываясь в тоннелях, поезда. Все, чем он до сих пор был занят, казалось путаной ложью и бессмыслицей. Зачем он всю осень зубрил этот бред про планктон и молекулярные цепочки? Пройдет всего два с половиной дня, и его тело займет место в деревянной коробке, а эйдос… кто его знает, как все будет?

Меф позволил очередному человеческому потоку внести себя в вагон и вернулся в общежитие озеленителей. Грузовичок с откинутым брезентом все еще стоял у входа. Баран в нем был только один. Меф так и не понял — какой: тот, что шарахался от руки, или тот, что позволял себя гладить. Озеленители кучковались на баскетбольной площадке, откуда уже тянуло дымком. Поискав глазами, Меф нашел на асфальте под левым баскетбольным кольцом белое, с красным подворотом, пятно шкуры.

«Как все просто! — подумал он. — Значит, со среды на четверг… Ну и замечательно!»

Дафна ждала Мефа на кухне, которая одновременно была и частью комнаты. Депресняк шипел под диваном, показывая, как с ним несправедливо обошлись.

— Свой обед возьмешь у него! — сказала Даф, толкая диван ногой.

Меф плюхнулся на стул и застыл с остановившимся взглядом, какой бывает у людей, с трудом доплетшихся домой. Дафна присела рядом с ним на корточки и взяла его руки в свои. Ладони у Мефа были теплые, а пальцы ледяные.

— Видел Арея? Да, знаю, что видел… Зачем же я, глупая такая, спрашиваю? — торопливо продолжала Даф. — Ты что-то хочешь мне сказать, да?

Меф покачал головой.

— Я хочу сказать много. А много — это все равно что ничего.

Даф отпустила его холодные, как у мертвеца, пальцы.

— Значит, ничего?

— Да, ничего, — отозвался Меф.

— Да, — запоздалым эхом откликнулась Дафна. — Много — это все равно что ничего.

По подземному переходу тек нескончаемый поток. Тысячи ног, шаркая, стирали плиты. Варвара лежала с закрытыми глазами и представляла, что она на океанском берегу. Рядом с ней лежал Добряк, пахнущий украденной шаурмой. Он не прекращал налеты на покупателей пищевых точек Нового Арбата даже и теперь, когда Варвара все никак не могла выпутаться из похожих на столики «п» слова «грипп».

Арей, сидя в кресле, неотрывно смотрел на Варвару. Она ощущала его плотный взгляд даже через одеяло.

— Я подыхаю! У меня все болит! Микробы гадят мне в мозг, — не открывая глаз, хрипло пожаловалась она.

— Ничего. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Резерв жизни у тебя колоссальный, — спокойно отозвался Арей.

— Откуда вы знаете?

— Если я погонюсь за тобой с ножом, ты побежишь от меня? Значит, сил вагон. Опять же — всегда можно вырастить новый вирус и получить от Лигула премию.

— Лигул — это ваш друг, который никогда не спит? — уточнила Варвара и сразу, без перехода, врезала Добряку локтем. — Не стягивай одеяло, болонка!

С каждым следующим часом человеческий поток в переходе редел. Город закрылся на ночь, вывесив таблички созвездий на подвижных гвоздиках спутников. Метро остановилось. В половине третьего снаружи, совсем рядом, подрались два наркомана. Третий целеустремленно колотил ногами в дверь.

— Ну если ты так хочешь, я открою, — устало откликнулся Арей.

Он встал, собираясь выйти, но Варвара удержала его.

— Не надо! Он сейчас сам уйдет! Скажите мне «спокойной ночи»! — потребовала она сквозь одеяло.

— Спокойной ночи! — послушно отозвался Арей.

— Хоть бы вы уже делись куда-нибудь из моей жизни. В другое место бы переехали, что ли? — сказало одеяло.

Арей вздрогнул.

— Почему? — спросил он у одеяла.

— Потому что я к вам начинаю привыкать. Скоро я буду такая же, как и вы.

— А тебе это не нравится? — небрежно спросил Арей, не выдавая голосом волнения.

— Ну не то чтобы не нравится. Просто же это уже не буду я. — Варвара решительно придвинула к себе Добряка и дала ему подзатыльник, чтобы он стал послушной подушкой.