Эдуард Скобелев - Пацаны купили остров

В октябре прошлого года крупнейшие телеграфные агентства мира сообщили о катастрофе, которую потерпел авиалайнер компании «Эйр-Франс», совершавший рейс Мехико — Париж. Связь с самолетом была потеряна где-то вблизи Кубы, что послужило затем поводом для самых фантастических домыслов.

Мы упоминаем об этом событии по той причине, что оно послужило завязкой всей необыкновенной истории, о которой рассказывается в настоящей книге.

Правдивость истории не вызывает сомнений, и то могут засвидетельствовать ее участники, оставшиеся в живых.

Очнувшись, Алеша долго не мог понять, где он и что с ним. Он видел небо, море, песок, торчавшие из песка острые скалы, слышал шум прибойной волны, но не соображал, что все это значит: как будто потерялся ключик, которым человек отворяет мир, чтобы увидеть его во всей целостности. Ни слабости, ни страха не испытывал Алеша — тело будто исчезло, и все же что-то тревожило, а он никак не мог догадаться, что именно.

Наконец он вспомнил, как летел в самолете, и сразу ощутил страшное бессилие, полную вымотанность, когда невозможно даже пошевелить рукой.

Лицо горело, будто расцарапанное, а затем смазанное йодом. Он дотронулся до щеки — на пальцах остались следы крови, кровь была на песке, на рубашке — странная, светлая кровь.

Голова раскалывалась, тошнило. Тяжело было дышать — грудь давила оранжевая подушка спасательного пояса.

«Видимо, волна протащила лицом по камням… Хорошо, что хоть не захлебнулся…»

Волны покрупнее слегка приподнимали Алешу. Он испугался, что они могут утащить обратно в море, и решил было выпустить воздух из спасательного пояса. Но что бы он делал, если бы оказался в воде вновь?

«Отползти подальше…» Эта мысль пришла, когда из низких, сумрачных туч посыпался сильный дождь.

И вдруг Алеша догадался, что все его бессилие, вся его вялость — от жажды. «Пить», — одна эта мысль возбудила в нем такой порыв, что он перевернулся на бок.

Большой, плоский, как стол, камень возвышался перед ним, дождь скатывался с камня по ложбинке.

Алеша подполз к камню, припал губами к воде.

Напившись, положил голову на руки и — крепко уснул.

Удивительное дело — он спал, спал глубоко, но одновременно думал о том, что с ним произошло, и память легко и свободно переносила от события к событию — без всякой последовательности.

Он вспомнил черную, как колодец, ночь, оглушительные удары волн и рев ветра. Во рту было горько от соленой воды, знобило от холода и страха. Он то взлетал вверх, то стремительно падал вниз, то оказывался под водою и тогда старался не дышать, ждал, пока его вновь вытолкнет на поверхность.

Вспомнил и о том, что еще совсем недавно был в полной безопасности и считал себя счастливым человеком: провожая его из Мехико домой, в СССР, отец пообещал, что купит ко дню рождения компьютер, который играет в шахматы на уровне мастера, — будет возможность посостязаться, поиграть любимые блицы. Правда, отец обусловил покупку отличной учебой и заботой о матери. Мать родила сестренку Танюшку, но занемогла — врачи запретили ей возвращаться в Мехико. Бабушка с Танюшкой не справляется, и потому все надежды на него, на Алешу…

В Москву он летел с Иваном Васильевичем, товарищем отца, тоже работником советского торгпредства, веселым и добродушным человеком, который обещал отправить его из Москвы в Гродно, город, где Алеша родился и вырос, где сейчас были мать, Танюшка и бабушка…

Если он, Алеша, еще жив, то это заслуга Ивана Васильевича: когда самолет стало трясти, как телегу на ухабах, и в круглых оконцах заблистали молнии, Иван Васильевич надел на грудь Алеше спасательный пояс, который держал в кармане. Это был подарок какого-то фирмача, новинка — ее только собирались запустить в массовое производство. От существующих спасательных жилетов пояс отличался тем, что надевался за считанные секунды на любую одежду; при контакте с морской водой происходило автоматическое заполнение пояса легким газом, на плечевых лямках загорались сигнальные огни…

Алеша хотел поблагодарить Ивана Васильевича за заботу и за пояс, но самолет провалился в яму, а следом прямо в салоне вспыхнула ослепительная молния, и будто над самым ухом Алеши огромными ножницами разрезали огромный лист стали…

Очнулся Алеша от чьих-то настойчивых тормошений. Он открыл глаза — над ним склонилось озабоченное лицо пожилого человека в сомбреро. Человек повторял по-испански: «Откуда ты, мальчик? Что с тобой?..»

— Кто вы? — в свою очередь тихо спросил Алеша. Он хорошо говорил и понимал по-испански: почти пять лет посещал мексиканскую школу, одновременно самостоятельно занимаясь по программе советской школы. — Где мы находимся?

— Он жив, он жив! — послышались голоса. — Я вам говорил, что он жив. К мертвым обычно подползают крабы…

«Какие еще крабы?» — подумал Алеша и попросил:

— Пить!

— Эй, Педро, — сказал человек в сомбреро. — Видишь, он хочет пить. Судя по всему, он здорово-таки натерпелся. Принеси-ка баночку гуаявы, ты знаешь, где я ее запрятал. Это будет как раз кстати. Последнюю баночку — наиболее пострадавшему.

Старик усадил Алешу на песке, прислонив спиною к камню, и поднес к губам раскрытую банку со сладким соком. Алеша сделал несколько глотков и понял, что все происходящее не сон, а самая настоящая жизнь.

Теперь он хорошенько разглядел людей, которые окружали его. Кроме усатого старика в сомбреро тут были девчонка-подросток и два юноши: один низкорослый, толстый, другой — худощавый, высокий.

— Давай знакомиться, — подмигнув, сказал толстячок. — Меня зовут Педро… Это наш дядюшка Хосе. Это моя сестра Мария, а этот долговязый — брат Мануэль… Как твое имя?

— Меня зовут Алеша, Алексей… Я из Советского Союза… Вчера, кажется, вчера, ночью где-то здесь потерпел катастрофу пассажирский самолет… Я летел из Мехико домой.

Сочувствуя Алеше, старик и его племянники молчали.

— Может быть, кто-либо еще спасся, — неуверенно сказал Алеша. — Вы не из того самолета?

— Нет, — покачав головой, ответил старик. — Мы кубинцы. Три дня назад отплыли на моторной лодке из местечка под Пуэрто-Манати… Я не хочу причинить тебе лишней боли, парень, но если я видел именно твой самолет, то ты просто счастливчик… Самолет взорвался у самой воды.