Валерий Попов - Превратись во что хочешь!

Вышли мы с ним на балкон, стали смотреть. Но видно плохо было: фонари вдоль улицы горят, звёзд не видно. Хотел было Дзыня свет по всей улице погасить, но я его отговорил: «Не надо!»

— Давай, — говорю, — поедем в какое-то место, где темно, оттуда Вселенную хорошо будет видно.

— Давай! — Дзыня говорит.

Сели в автобус, доехали до конца, шли потом, падая, по какому-то скользкому пустырю, пришли в такое место, где абсолютно темно, ничего не видно — только звёзды.

Дзыня голову задрал, стал на небо смотреть.

— Да-а-а! — говорит. — Колоссально!.. И сколько же до них километров? Сколько их — звёзд?.. С чего же начать?

— Вчера, — говорю, — я в газете читал, что из Вселенной к Земле комета приблизилась и если хорошо её изучить, можно много загадок Вселенной разгадать!

Стали искать эту комету среди других звёзд. Нашли наконец у самого горизонта, на границе с темнотой — сверкающая точка, и от неё тоненький лучик отходит — хвост!

— Плохо видно, — Дзыня неуверенно говорит. — Надо бы получше её разглядеть.

Постояли мы в темноте, помолчали.

— Вроде приближается? — Дзыня вдруг испуганно говорит.

Стал я пристально смотреть, вроде бы да! Лучик от неё вроде бы длиннее стал!!!

Стали внимательней глядеть, точно, приближается! Луч от неё уже вдоль всего горизонта протянулся!

Потом всё быстрее стал приближаться, всё ближе, всё ярче, потом повернулся неожиданно, нас ярко осветил, и страшный грохот раздался. «Всё, — думаю, — сейчас земля расколется!»

Упали мы с Дзыней, головы руками закрыли. Земля под нами ходуном ходит, сейчас, наверное, провалимся внутрь! Долго грохотало, потом почему-то утихать стало, удаляться.

Поднялся я, посмотрел вокруг. Стал грязь с себя счищать. Дзыня всё лежит.

— Вставай, — ему говорю. — Ничего страшного. Это всего лишь товарный поезд по насыпи прошёл.

Дзыня медленно поднимается, вокруг озирается.

— Да-а-а! — говорит. — А представляю, как бы страшно было, если бы действительно комета с неба к нам приблизилась!

Пошли мы с ним молча через пустырь к автобусной остановке. Автобус подошёл, влезли в него. Сухо, тепло, и, главное, понятно всё, и абсолютно не страшно. Проехали мы несколько остановок, двери открываются-закрываются, люди входят-выходят.

— Да ну её, Вселенную! — Дзыня вдруг говорит. — Слишком, мне кажется, там всё непривычно! Уж лучше я буду думать, что Земля плоская, а Вселенной никакой вообще нет!

Приехали мы к нему домой. Дзыня телевизор включил, стал хоккей смотреть.

Утром проснулся я, Дзыня мне говорит:

— Хватит с меня этих крупных научных открытий, я по-другому решил жить!

— Ну как именно? — спрашиваю. — Какая будет у тебя цель?

— А никакой! — Дзыня говорит. — Главное, чтобы всё хорошо было — и всё! Думаю, этого достаточно!

— А что делать ты будешь? — спрашиваю.

— Делать? — Дзыня говорит… — Пойдём покажу.

Вышли мы на балкон, на нём за ночь какое-то странное дерево выросло, вместо листьев — длинные круглые мочалки. Полил Дзыня из лейки это дерево, потом сорвал несколько мочалок, в портфель положил.

— Вот так! — говорит. — Деньги из ружья неудобно подстреливать: что люди скажут? А так, можно сказать, я зарабатываю себе на хлеб своим трудом, поливаю всё-таки, срываю!

Пошли мы с ним на базар, продали мочалки по три рубля, зашли в столовую около базара, купили вина. Я протестовал было, но Дзыня говорит:

— Ты что, забыл? Мы же ведь теперь взрослые с тобой, а взрослые обязательно должны вино пить!

Сидели мы там, сидели, потом я говорю:

— Ну всё, хватит, пошли отсюда! Надоело!

Дзыня удивлённо говорит:

— Куда идти-то? Здесь чудесно, по-моему. Всё есть. Деньги кончатся, схожу ещё несколько мочалок сорву, продам. Куда ты всё рвёшься-то?!

— Ну и сиди! — Тут я на него разозлился.

Встал и ушёл из этой столовой.

И тут же неожиданно на работу устроился. Шёл по бульвару и неожиданно в люк провалился. Гляжу с удивлением, там стол накрыт, сидят люди. Оказалось, водопроводчики. И с ходу договорился, что возьмут они меня к себе на работу.

Стал я работать с ними, в подвалах трубы чинить.

Однажды пошёл я после работы в ту столовую: вижу, Дзыня всё там же сидит, так, наверное, и не уходил.

Сидит он за столом, а все вокруг него почему-то собрались и смеются.

— Не верите, да, — Дзыня говорит, — что я всё могу? Всё, что хочешь, могу сделать, во что хочешь, в то могу превратиться!

Вокруг все хохочут.

— Во даёт! — говорят. — Во врёт!

Потом один, нахальный такой, говорит:

— Если действительно во что хочешь можешь превращаться — превратись в бутылку вина, нас это наиболее интересует.

— Ладно! — Дзыня говорит. — Сейчас!

Вышел на улицу, чтобы их не пугать, и вот входит бутылка вина в пальто и в кепке!

Все обрадовались там, сбежались, стали одобрительно говорить:

— Вот это да! Вот это человек!

Тут я схватил его за пальто, стал трясти.

— Опомнись! — говорю. — Во что ты тут превращаешься?

Дзыня испугался моего крика, вернулся в обычный свой вид.

— Да ты что? — говорит. — Я это серьёзно, думаешь, что ли? Это я просто так, чтобы этим дуракам показать, на что я способен!

— Ну, и на что ты способен?

Обиделся тут Дзыня:

— И ты это говоришь?! От тебя уж этого не ожидал! Уж ты-то ведь знаешь, что я всё могу! Хочешь, могу хоть в одну секунду… профессором стать! Хочешь?

— Что значит — я хочу? Главное, что ты сам хочешь!

— Ну смотри! — Дзыня говорит.

И гляжу, я нахожусь в какой-то маленькой комнатке, за столом у машинки секретарша сидит, рядом с ней дверь кожаная, на ней табличка: «Профессор Дзыня Сидоров».

На столе у секретарши телефон зазвонил, она трубку сняла, слышу там голос Дзыни: «Агнесса Михайловна! Там в приёмной товарищ, — это ко мне. Пропустите его».

Вхожу — огромный кабинет. Длинный стол, обставленный стульями. В дальнем конце стола сидит Дзыня. Солидный стал. В чёрном костюме.

— Ну, — говорит, — видал?

— Ну поздравляю! — говорю. — Честно, очень за тебя рад!

Оставил его в кабинете, сам вышел из института на улицу.

«Ну наконец-то, — думаю, — он за ум взялся, всё теперь, наверное, пойдёт хорошо!»

Шёл я по улице, и вдруг колоссальный дождь пошёл. Солнце и одновременно дождь. Зашёл я в подъезд, стоял, смотрел на улицу, как запрыгали по асфальту струи дождя, словно скачут маленькие всадники, саблями размахивая.

Стоял я, смотрел на дождь и неожиданно вдруг стих сочинил: