Джей Уильямс - Герои ниоткуда

Джесс поднялся и пошел туда, куда его влекло, — вниз по склону. Оказалось, он идет тем же путем, которым они пришли сюда. С той минуты, как профессор Айлберд своим визгом выбросил их из города, они двигались все время на север. И теперь, оставив чуть левее и позади себя две горные вершины, Джесс снова шел на север. А север — это те края, где рыскает Волк. Джесс вздрогнул. Но там же — и Рич, и княгиня, возможно, а с ней третья нить. Джесс стиснул зубы и пошел дальше.

Тропинка привела его в длинную, спускающуюся вниз меж склонами гор долину, по которой бежал маленький ручеек. Джесс присел возле ручья, разгоряченный ходьбой, и почувствовал голод. Тут он вспомнил о свертке, данном им на прощанье старухой.

Он достал из кармана сверток. Тот немного помялся. Джесс развязал сверток и нашел в нем хлеб и сыр. Он отломил кусочек хлеба, такого теплого, мягкого и ароматного, будто его только что вынули из печи. У сыра был освежающий кисловатый вкус.

Джесс съел около половины того и другого и запил водой из ручья. Он уже собрался завернуть остатки еды, но вдруг остановился. И ломоть хлеба, и сыр имели прежний вид, словно он не съел ни крошки.

— Вот это подарок! — воскликнул он. — Если старуха и ведьма, то все-таки добрая.

Джесс завязал сверток и сунул его в карман. Затем, держа в руке драгоценный камень, отправился дальше.

Следующие три дня он шел по опустошенному, безлюдному краю, ни разу не встретив ни души. С утра до вечера небо было затянуто серыми тучами. Со всех сторон его окружали темные скалы, и только порой зелеными пятнами выделялись на этом унылом фоне клочки чахлой травы. Здесь не было ни деревьев, ни полевых цветов. Не слышалось пения птиц, лишь иногда каркали вороны. Джесс ел, когда чувствовал голод, а с наступлением ночи укладывался спать там, где его заставала темнота, и лежал, вздрагивая беспокойно во сне. И каждую ночь он наблюдал в небе те огни, которые они видели из окна профессорского дома: сначала похожие на молнии вспышки, потом фиолетовое зарево с белыми бликами, которое поднималось, ширилось и снова угасало. И каждую ночь, по мере продвижения Джесса, оно приближалось, становясь с каждым разом все больше и ярче.

Джесс старался не думать ни о чем; он сосредоточился на поисках Рича. Он больше не чувствовал ни страха, ни одиночества, но шел, оцепенев от усталости и упрямой решимости дойти до цели. Драгоценный камень вел его вперед.

Утром четвертого дня Джесс одолел гребень меж скал — и очутился в саду.

Словно охраняя сад, его окружали деревья с пурпурными и оранжевыми цветами, похожими на лилии. Среди благоухающих трав были разбиты цветочные клумбы и проложены каменные дорожки, окаймленные мхом.

А самым удивительным было то, что над садом облака расступились и казалось, будто весь солнечный свет устремился только сюда, и никуда больше.

Джесс постоял минуту, наслаждаясь теплом, ароматами, яркими цветами — вдвойне очаровательными после дней беспросветной серости и холода. Потом он двинулся вперед, и одна из дорожек привела его к клумбе желтых роз на высоких стеблях. Возле клумбы стоял задумчивый человек, опиравшийся на трость из слоновой кости.

Джесс заколебался, не зная, что ему сделать: остаться или убежать. Не глядя на него, человек сказал:

— Доброе утро. Здесь нечего бояться.

Голос его — глубокий и мягкий — напомнил Джессу о премьер-министре докторе Корнелиусе.

— Как жаль, на моих розах появились слизняки, — продолжал человек спокойным тоном. — Как ни неприятно делать это, но все же, думаю, от них придется избавиться. Конечно, у слизняка тоже есть права, но я достаточно эгоистичен, чтобы сделать выбор в пользу моих роз.

Человек повернулся к Джессу и улыбнулся ему. Он был большим и напоминал медведя. Волосы его — длинные, седые и косматые — почти доставали до плеч. Его нос был когда-то сломан, и, наверное, поэтому человек показался Джессу профессиональным боксером. Но при всем том лицо его было добрым, и держался он с достоинством.

— Не понимаю, — сказал Джесс.

— Неважно. Никто не может постичь все на свете, — сказал человек. — Минутку. — Он положил руку на лоб, нахмурился, а потом сказал:

Джесс услышал тихие звуки, похожие на стук капель по земле. Слизняки сворачивались и дюжинами валились с роз.

— Просто доггерели [3] Доггерель — особый вид стиха, этот термин часто применяется для обозначения плохих стихов. , — сказал человек, — но достаточно хороши для такого случая. Итак, давайте знакомиться. Меня зовут Эрид.

— А я Джесс Розен.

— Странное имя. И одежда твоя кажется мне странной. — Эрид проницательно посмотрел на Джесса. — Я предвижу интересную историю. Давай посидим вместе в покое, и я дам тебе все, чтобы ты привел себя в порядок, — ты, я вижу, пришел издалека и очень устал.

Джесс оглядел чудесный сад и протяжно вздохнул.

— Да, верно и то и другое, — сказал он.

Он последовал за Эридом, и они прошли вдоль по дорожке к весьма необычному дому под низкой крышей, стоящему на берегу большого пруда. Веранда на сваях выступала перед домом, как пирс над водой. На веранде сидела девочка со светло-желтой кожей. Она играла на лютне, но при виде Эрида отложила ее в сторону.

— Дорогая, — сказал Эрид, — поди и принеси что-нибудь перекусить для нашего гостя.

Девочка вскочила и убежала в дом. Джесс и хозяин уселись в глубокие, удобные кресла. Очень скоро девочка вернулась с двумя другими, одна из которых была рыжей и веснушчатой, а другая — темнокожей и черноволосой. Они разложили на небольшом столике корзиночку с кексами, соты с медом и кувшин свежего, еще пенящегося молока.

Темнокожая девочка спросила:

— Можем ли мы остаться, папа?

— Не сейчас, дорогая. Наш гость устал. Вы с ним встретитесь позже.

Все три девочки улыбнулись Джессу и вернулись в дом.

— Это мои дочери, — сказал Эрид. — Всего их у меня девять.

— Дочери Эрида, — сказал Джесс. — Ну конечно; можно бы догадаться. Я слышал, будто они удерживают Волка.

Эрид кивнул.

— Но надолго ли? — сказал он. — Каждый вечер они идут, чтобы встретить его, вооруженные тем, что я могу им дать. И каждую ночь, несмотря на все их усилия, он все-таки немного продвигается вперед, а они становятся слабее. Всего моего мастерства не хватит, чтобы защитить их или сделать какое-то оружие навеки. Настанет день…

Он вздрогнул.

— Ладно, ни к чему говорить об этом. Расскажи мне, почему ты блуждаешь в этих ужасных краях? Если ты заблудился…