Эрик Ниланд - Слуги света, воины тьмы

Фиона, зачарованная этой историей, встала на колени.

— А что было потом? Где они поженились?

— Насколько мне известно, в Париже, — ответил Генри, не глядя на Фиону. Он словно бы что-то припоминал. — Я не знаю всей истории.

Фиона озадаченно взглянула на Элиота.

— Как же так? Как вы можете не знать об этом? — задал Элиот вопрос, возникший одновременно и у него, и у сестры.

— Тут их история усложняется, — сокрушенно вздохнул дядя Генри. — Семейства вашего отца и наше в ту пору не общались между собой; на самом деле Монтекки и Капулетти из «Ромео и Джульетты» по сравнению с ними устраивали нечто вроде дружеской бар-мицвы. [23] Бар-мицва (буквально — «сын заповеди»), бат-мицва («дочь заповеди») — термины, применяющиеся в иудаизме для описания достижения еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия. По этому случаю устраивается праздник, дарятся подарки. (Прим. ред.)

Существовал уговор о том, что одно семейство никогда не будет вмешиваться в дела другого, а это событие, безусловно, считалось…

Его слова повисли в воздухе.

Тень легла на лицо дяди Генри.

Фиона и Элиот обернулись.

В дверях, держа в руке нож, которым она резала праздничный торт, стояла… бабушка.

Взгляд Элиота перескакивал с дяди Генри на бабушку.

Он резко вскочил. Кровь отлила от головы, и ему показалось, что бабушка и дядя Генри отбрасывают тени друг на друга. Но свет проникал в комнату только через окно, справа от дяди Генри, и тени лежали под неправильным, неестественным углом.

Элиот моргнул, но тени не исчезли. Он шагнул к Фионе, и они ударились друг о дружку локтями.

Что-то еще возникло между бабушкой и Генри — что-то вроде прозрачного стекла, готового вот-вот разбиться. Элиот почувствовал, как стекло звенит и потрескивает.

Надо было что-то предпринять.

— Это… — произнес он надтреснутым голосом, кашлянул и начал снова. — Это дядя Генри.

Свет и тени вернулись на свои места. Бабушка вздохнула.

— Вижу. — Она полуприкрыла глаза, словно свет слепил их. — И как всегда, плетет небылицы.

— Я всего лишь немного приукрасил историю, — возразил Генри.

— Вдоль Большого канала нет никаких лимонных деревьев, — буркнула бабушка. — Их отец не играл в поло.

Генри пожал плечами, словно мальчишка, уличенный в краже печенья. Однако быстро овладел собой, встал и беспомощно развел руками. Попытался улыбнуться, но передумал.

— Я приехал поговорить.

— В этом тебе нет равных, — ледяным голосом проговорила бабушка, и Фиона невольно поежилась.

Бабушка крепко сжимала рукоятку ножа, держа его лезвием вниз.

— Просто поговорить, — сказал дядя Генри.

— Я так и знала, что ты появишься, — проворчала бабушка. — Водители никогда не работают в одиночку. Пока мистер Уэлманн «разговаривал» со мной, он послал к тебе своего напарника. — Бабушка вздернула брови. — А проворнее тебя никого нет, верно?

— Таких очень мало, — проговорил дядя Генри, бросив взгляд на нож.

У Элиота волоски на спине встали дыбом. Бабушка так держала нож, ее рука была так напряжена, что нож, даже опущенный, выглядел угрожающе. Она управляла домом, и ее то и дело можно было видеть то с топором, то с ломом, то с ножом, чтобы срезать старые обои. Но этот нож Сесилия принесла из кухни, чтобы разрезать праздничный торт, испеченный к их дню рождения. И нож выглядел по-другому, чем утром. Лезвие стало темнее.

Фиона, видимо, тоже почувствовала что-то нехорошее. Она отошла от дяди Генри и встала рядом с Сесилией.

Си обняла ее одной рукой, словно хотела защитить, и поманила к себе Элиота.

Элиот встал с другой стороны. Ему было не по себе, но он постарался не подходить к прабабушке слишком близко, чтобы она и его не обняла. Он не хотел, чтобы на него смотрели как на маленького.

Дядя Генри бросил взгляд на них.

— Они прекрасны, Одри. Умные. Вежливые. Чистые. Такие, какими я и ожидал их увидеть.

Элиот вытянулся во весь рост. Комплименты вызвали у него чувство гордости, хотя он не совсем понял, что в данном случае означало слово «чистые».

Кем же на самом деле приходился им дядя Генри? Он сказал, что они с их матерью были сводными братом и сестрой. Значит, дядя Генри не состоял в родстве с бабушкой?

Но это казалось маловероятным. Сейчас, когда они стояли лицом друг к другу, было легко заметить, что бабушка и дяди Генри очень похожи: серебряные шелковистые волосы, гладкая оливковая кожа, тонкий нос, большие глаза и властность, проявляющаяся в каждом движении.

— Ты собираешься меня зарезать? — осведомился дядя Генри. — Или мы все же поговорим?

Бабушка промолчала.

Элиот услышал стук собственного сердца. Конечно же, дядя Генри шутил.

Но бабушка не тронулась с места. Ее лицо было подобно каменной маске, а глаза стали похожими на острые осколки разбитого зеркала.

Элиот крепко сжал губы. Он слушал и смотрел.

Фиона дрожала, прижавшись к Сесилии, но тоже молчала.

— Поступишь со мной, как с Уэлманном? — спросил дядя Генри и провел рукой поперек горла.

Мистер Уэлманн был мертв? Его убила бабушка? От этой мысли Элиоту стало жутко.

— Но я тот водитель, которому не так просто подыскать замену, — продолжал Генри. — На самом деле… — его губы разошлись в жесткой усмешке, — я поистине незаменим, и меня обожает все семейство.

Бабушка фыркнула.

— К тебе относятся как к шуту.

— Может быть. — Генри вальяжно взмахнул рукой. — Но если что-нибудь случится с моей прекрасной дурацкой башкой, Лига предпримет действия. Они найдут тебя и детей. — Его приятный голос стал жестким. — И тогда разговоров не будет.

Элиот почувствовал, как у него немеют руки и ноги. Он едва сумел сделать шаг назад, ближе к Фионе и Си.

— Неплохо разыграно, — ледяным тоном произнесла бабушка. — Конечно, ты не явился бы сюда без поддержки остальных фигур на доске.

Генри склонил голову в знак согласия.

— Вы должны поехать со мной. Сегодня же. Они хотят увидеть тебя… и их. Вот все, что я хотел сказать. — Дядя Генри поднял руки вверх. — Не стоит убивать гонца, моя дорогая.

Нож в руке бабушки дрогнул, и она крепче сжала его.

Элиот перестал слышать, как тикают часы в прихожей. В наступившей тишине явственно ощущалась только напряженность между бабушкой и дядей Генри.

А потом бабушка выдохнула и кивнула.

— Хорошо, — сказал дядя Генри.

Бабушка выронила нож, и он со стуком упал на пол. Она подошла к Фионе и Элиоту.

Дядя Генри подобрал нож и положил его на полку книжного шкафа.

— Моя машина внизу.

Бабушка опустилась на колени перед близнецами и взяла их за руки. Ее пальцы были холодны, как лед.

— Мы отправляемся в путешествие. Прямо сейчас.