Владислав Крапивин - Гваделорка

Граф появился в кабинете, когда Ваня еще не собрал вместе разбитые, как осколки, мысли. Граф встал над Ваней бесконечно длинный — голова под потолок, — с полуседыми волосами, встрепанными, как у Дон Кихота на картине Германа Ильича.

— Негодяй! — сказал он деревянным голосом. Стремительно согнулся, ухватил Ваню за шиворот, вздернул высоко над полом. В руках у деда оказалась ракетка. Этой ракеткой он огрел Ваню между лопатками — раз, другой, третий! Выволок его за дверь и толчком направил вдоль коридора.

Слезы были, как кипяток. Они разлетались брызгами, обжигали руки, ноги, сыпались на паркетины. Ваня снова сидел на полу, но уже в своей комнате. Ногами обнимал чемодан, прижимал к нему крышку и пытался задернуть тугую молнию. Задернул! Встал! Через коридор и прихожую бросился из квартиры, к лифту. Сзади замирали крики Ларисы Олеговны. Лифт помчался вниз со скоростью падения…

Нет, Ваня не был наивным мальчиком и не собирался уйти в леса, чтобы построить там хижину и жить вдали от всех несправедливостей. И топать в Москву по шпалам тоже не собирался. И проникать зайцем на самолет или поезд не думал. Конечно же, он сделает все просто: сейчас пойдет к Трубачам и попросит у них на пять минут мобильник. (Свой — то он выложил в комнате, потому что это был не «свой», а профессора Евграфова, с которым Ваня Повилика не желал иметь никакого дела.) Ваня позвонит маме и потребует, чтобы та немедленно, сию минуту, ехала в аэропорт и садилась на первый же прямой рейс до Турени. Или послала отца. Раз они запихали сына сюда, к этому… этому садисту… пусть и забирают немедленно! Он в проклятые профессорские хоромы не вернется, дождется мать или отца у ребят…

Да, все полетело, как от взрыва. Как в кино, когда едет по шоссе мирная машина, и вдруг — мина под колесом! И все теперь уходит, откатывается в другой мир: друзья, этот город, тайны «Артемиды». И Лорка, Лорка… Но как оставаться здесь, когда случилось такое ! Это унижение, этот бешеный гнев старика, эти удары и хватка костлявой руки!.. Сам говорил: «Ты воистину внук профессора Евграфова», а потом вышвырнул из дома… Ну, не из дома, из кабинета, но какая разница!

Вот так, в один миг, ломается все хорошее и начинается… неизвестно что… Да, неизвестно, только понятно, что все впереди — безрадостно…

— Стоять… — услышал Ваня. Голос был не грозный, даже бархатисто — ласковый. Но безжалостный. — Руки за голову, ноги на ширину плеч. Вы имеете право не отвечать на вопросы и требовать адвоката. Но его все равно не будет. При попытке к бегству — выстрел в затылок. Гнилым помидором.

Перед Ваней стоял Квакер.

Квакер был не один, а с теми же двумя «ковбоями», что при первой встрече. Один — пухлощекий, другой — похожий на гусака. «Ковбои» ухмылялись, как мультяшные коты, загнавшие в угол мышонка. И Квакер улыбался, но не столь откровенно, интеллигентнее как — то.

— Сопротивление бесполезно, — сказал Квакер. Ваня и сам это понимал. Они на великах, а он пеший, не убежать. Ваня поставил к ноге свой небольшой чемодан и скрестил руки. Он ничуть не боялся. Страшнее того, что случилось, быть уже не могло. Может быть, даже наоборот? «Чем хуже — тем лучше…»

Гусак потянулся к чемодану.

— Лапы долой, — сказал Квакер. В его «болотистых» глазах блестела азартная искорка. — Имущество осужденного неприкосновенно. Его вернут родственникам после исполнения приговора.

Ваня, как и в первый раз, подумал, что у Квакера неплохо подвешен язык. И снова ничего не сказал. Квакер глянул на него с каким — то новым интересом.

— Пойдешь сам… навстречу судьбе? Или будешь орать и сопротивляться? Но здесь все равно никого нет.

Они стояли у моста на Перекопской. По нему проскакивали машины, а прохожих не было. Видать, никому не хотелось топать в середине дня по солнцепеку. Хоть лопни от крика. Да и зачем кричать? И стыдно…

— Ведите несчастного, — со вздохом велел Квакер. «Щекастый» и «Гусак» взяли Ваню за локти. Он слегка дернулся:

— Не хватайте, у вас лапы немытые…

— Да, я же велел: лапы долой, — подтвердил Квакер. — Московский мальчик Ваня разумен, он пойдет сам.

«Имя разведал, скотина», — мелькнуло у Вани.

Они отцепились, Ваня взял чемодан и пошел, подчинившись кивку Квакера. Гусак и Щекастый двинулись по бокам, а Квакер чуть в сторонке и впереди. Оглядывался. Он был в чистых белых бриджах и немыслимо драной полосатой фуфайке на голое тело. Его помощники в блеклых джинсах и сизых ковбойках выглядели рядом с командиром тускло.

Через мост не пошли, а повернули вдоль лога, мимо спортивной площадки и общежития. И вышли на улицу Герцена. Над крышами сахарно сверкала Михаило — Архангельская колокольня, привычная такая. Ваня посмотрел на нее, будто попрощался…

Сильно пахло нагретыми лопухами и досками заборов, а еще — теплой ржавчиной от ближней свалки в логу. Прошли полтора квартала, и Квакер толкнул калитку рядом с косыми воротами.

— Добро пожаловать в замок Иф, — произнес Квакер тоном светского злодея.

— Можно подумать, ты читал «Графа Монте — Кристо», — сказал Ваня.

— Конечно, нет! Толстые книжки — они для образованных мальчиков из московских колледжей. А для остальных — кино. Важнейшее искусство для тупого российского населения…

Ваню подтолкнули к длинному двухэтажному сараю в глубине двора. По сараю тянулась на уровне второго этажа галерея. Кривая, из точеных столбиков и перекладин. Под крышей кривился и обвисал полуразрушенный, но все равно красивый узорчатый карниз. Явная старина. «Кому приходило в голову так украшать конюшни и дровяники?» — мелькнуло у Вани. Мысль была секундная, равнодушная, разбавленная досадой, которую вызвало слово «Граф» при упоминании книги.

Поднялись по шатким ступеням, оказались в низком широком помещении — наверно, бывшем сеновале. По крайней мере, Ване почудился запах сенной трухи. Воздух был прорезан плоскими лучами из щелей в стенах и крыше. Светились два оконца без рам. У стены, под скосом крыши, стоял длинный верстак. Были еще несколько табуретов и среди них — как король среди бедных подданных — стул с резной спинкой и точеными ножками.

Этот стул Гусак деловито вытащил на середину. Спросил:

— Привязывать?

— Само собой, — сказал Квакер. И вдруг обратился к Ване: — Может, сводить тебя в туалет? Чтобы мальчик не описался от ужасов, которые его ждут.

— Потерплю, — буркнул Ваня. И вдруг подумал: «А чего я им подчиняюсь, как теленок?» Быстро оглянулся. У выхода на лестницу стояла облезлая метла с крепким черенком. Ваня метнулся, схватил метлу, замахнулся:

— Только подойдите! — И хотел выпрыгнуть на лестницу. Но его вмиг схватили, обезоружили, ловко усадили на стул. Толстый капроновый шнур взметнулся и обмотал пленника от плеч до лодыжек. Ваня даже не понял: почему так быстро это случилось? Видать, умелые ребята. Или он такой тюлень?.. А в общем — то, конечно, тюлень. Это другие ходят в секции карате, а он что видел? Фортепьяно и флейту да еще, в течение двух месяцев, хоккейную клюшку…